Архив рассылки "Рассказы о рыбалке".

Выпуски № 135, №136

РЫБНЫЕ ВОЙНЫ

Автор: Сергей Есенин SEsenin@yandex.ru

Часть 3 (начало повести здесь: http://allfishing.ru/v131.htm ).

Все начиналось очень даже неплохо. Еще с понедельника Виктор знал, что все четверо его друзей сумели освободить свои выходные для «вылазки» на природу на их любимое место. Погоду на конец недели обещали хорошую, и первые три дня он просто с нарастающим нетерпением ждал. А в среду поздно вечером вдруг позвонила на мобильник Соколова Машка и сообщила, что насмерть поссорилась с мужем и назло ему поедет с ними. Теперь Виктор вообще не находил себе места: ведь он с института был без памяти влюблен в эту девчонку, - о чем, кстати, все прекрасно знали. Знал, в том числе, и Машкин муж и ужасно ревновал ее, когда отпускал погулять в институтской компании. Поэтому Соколова, Виктор был уверен, точно сказала мужу, с кем и куда собирается, чтобы ударить по больному месту.

И все же особых иллюзий Афонцев не питал, потому как эти «смертельные ссоры» в чете Соколовых обычно быстро заканчивались – они ведь очень любили друг друга. И Виктор даже не был уверен, что Машка вообще придет на автовокзал , как договорились, в пять вечера в пятницу. Но как же хотелось верить! Нет, он ни в коем случае никогда не предпримет сколь-нибудь решительные шаги, чтобы отбить Машку у мужа – для такого у него не хватит наглости и эгоизма. Он так и будет робко и застенчиво улыбаться ей, когда она по обыкновению станет над ним подшучивать и слегка флиртовать. Им обоим нравилась эта ни к чему не обязывающая игра.

Пятница, пять вечера. Ребята все уже в сборе: два худых очкарика – один высокий (Исаков Санек), другой ниже среднего роста (Захарьев Мишка) – как всегда, обсуждали всех девчонок вокруг; Сашка Салкин и рыжий Серега Краснов покуривали и посмеивались над обоими очкариками и над Виктором, который все высматривал в потоке людей свою любовь, периодически поглядывая на часы. Семнадцать десять, а Машки так и нет. Автобус отправляется через пять минут. Его уже подали, и дачно-деревенский народ начал штурм бедного «Икаруса». Пришлось и им, подхватив вещи, пробиваться через заднюю дверь. На средней площадке запищал придавленный кем-то ребенок, и тонкий женский голос неожиданно разразился весьма интересным с лингвистической точки зрения четырехэтажным выражением в адрес некоего «толстого борова и быка безрогого» с обещанием непременно наставить отсутствующие рога. Фраза получилась выдающаяся, и автобус затрясло от хохота. Пятеро бывших сокурсников тоже от души веселились вместе со всеми.

Двери автобуса не без труда закрылись, водитель начал газовать перед тем, как тронуться с места, и тут не терявший надежды Виктор увидел ее бегущую с тяжеленным рюкзаком и сумкой от остановки троллейбуса и машущую рукой.

- Шеф, стой! – заорал он. – Еще один человек бежит! Стой, стой! Погоди немного.

- Да куда ж еще?! Вам автобус что, резиновый что ли?! – зло крикнул водитель.

- Стоять-бояться! - заорал Краснов Серега. – Деньги за билет уплачены, и человеку тоже ехать надо, так что стой и не рыпайся! И дверь заднюю открой, а то сломаем!

С этими словами Серега так долбанул ногой, что водитель счел благоразумным все-таки подождать и открыть двери.

Виктор выскочил из автобуса, подхватил у запыхавшейся Машки вещи и передал их ребятам, которые под недовольное ворчание других пассажиров протиснули объемный рюкзак и сумку к заднему окну, где расположилась вся компания. Затем Афонцев подсадил девушку и забрался обратно сам. Дверь едва закрылась (не без помощи людских рук), как автобус резко рванул с места, завалив всех пассажиров назад – водитель явно все еще был расстроен «хамским обращением» с ним и с его транспортным средством.

Но бывшие одногруппники по этому поводу совершенно не переживали, а бурно радовались наконец-то состоявшейся встрече. Машка в такой толкучке умудрилась-таки чмокнуть каждого из ребят в щечку и теперь весело трещала, расспрашивая каждого о новостях и при этом не всегда дожидаясь ответа. Главной же темой для обсуждения стало «Как здорово, что я успела, а то могла такое пропустить!».

Кто же знал, ЧТО у нее были все шансы пропустить? Задержись троллейбус на светофоре еще на минуту, и не оплакивали бы ее вместе с друзьями. Но кто же знал? Никто.

Поэтому за разговорами они и не заметили, как добрались до места высадки. «Икарус» поехал себе дальше, а они, намазавшись средством от комаров, потихоньку двинулись на свое место.

Соколова там ни разу не была и все расспрашивала остальных, далеко ли идти да как там – красиво или очень красиво? И задавала другие дурацкие вопросы. На что ей отвечали, посмеиваясь: мол, придем, сама все увидишь. А она ахала-охала и визжала от восторга, увидев сову или зайца. А Виктор иногда вдруг нырял в сторону с тропинки и, вернувшись, гордо вручал ей то ежевику, то какие-то цветочки, вызывая тем самым новые и новые взрывы радости. Так с шутками и смехом часа через полтора компания друзей неожиданно вышла на замечательную полянку у реки. Все побросали вещи возле старого кострища, скинули одежду и бросились в реку.

Дно было песчаное, вода – изумительная – не противно теплая и не холодная, а прохладно освежающая, и пятеро молодых людей и девушка целый час резвились, как дети. Наконец, они устали плескаться и выбрались на берег. Пора было уже подумать о костре и палатках. Костром вызвались заняться Салкин и Краснов, а палатки начали ставить очкарики, отправив «влюбленную парочку» ловить рыбу на уху.

Виктор торжественно вручил Маше удочку и банку с червями, а сам собрал спиннинг и повел ее на край поляны – метров на двадцать ниже по течению места, где они купались. Пока шли, Соколова замучила его вопросами: какая рыба здесь клюет, со дна надо ловить или с поверхности и так далее, показав свою осведомленность в рыбной ловле и вызвав этим у него удивление. Когда пришли на место, она стала говорить шепотом. Афонцев думал, что сейчас вот она увидит червей, и завизжит, и попросит его насадить. Потом поймает первую рыбку и заставит его снимать ее с крючка, а потом еще и еще, и он останется рядом с ней до темноты и будет слушать ее задорный шепот и усмешки с намеками… Он уже представлял себе, как достает из баночки червячка и, наживляя его, говорит ей с улыбкой: «Ну, что же ты, глупенькая? Они же не кусаются. Вот, смотри…» Но Машка, словно издеваясь над ним, ловко размотала удочку, в два заброса определилась с глубиной, не моргнув и глазом, нацепила червя и с первой же проводки вытащила отличную стограммовую сорогу! Виктор лишь смотрел, открыв рот, как быстро она сняла рыбу и споро бросила в садок, который не забыла опустить в воду. Вторая проводка – и еще одна рыбина перекочевала из реки в садок.

- Что, Витя, не ожидал от меня такой прыти? – насмешливо зашептала Маша. – Думал, я поплавок от грузила отличить не смогу, да? Ха-ха! Да я с пяти лет с отцом на рыбалку ходила и, бывало, побольше его ловила.

- М-да-а-а, каждый раз ты находишь, чем меня удивить, - только и смог сказать Виктор.

- Ну, ладно-ладно, удивился и давай, топай дальше. Тебе еще надо умудриться на спиннинг что-нибудь поймать, чтобы не ударить передо мной лицом в грязь, - Виктор опять открыл рот от удивления и возмущения. Это надо же так нагло его выпроваживать с его же любимого и самого рыбного места! – Ну, что ты встал, как вкопанный? Хи-хи! Ну, иди же, не мешай ловить рыбу!

Афонцев качнул головой, усмехнулся и молча пошел дальше. Он не обижался на Машку. Смеяться-то она смеялась и веселилась, но на душе у нее явно было худо. В ее черных глазах, в которых он всегда тонул, как в глубоком омуте, сегодня он наткнулся на стену. Видно, на этот раз всерьез они что-то не поладили с мужем, и теперь ей просто необходимо было немного побыть одной. Виктор отошел на несколько шагов и обернулся: Соколова сидела на коленях у берега, отбросив в сторону удочку и закрыв лицо руками, и ее плечи вздрагивали. Она бесшумно рыдала. Виктор достаточно хорошо знал ее, чтобы суметь не броситься утешать. Машка терпеть этого не могла. И он развернулся и пошел рыбачить и думать свои думы.

Однако подумать хорошенько ему не дала… рыба. В это день был какой-то бешеный клев: от больших горбатых окуней не было отбоя, на каждом забросе следовала поклевка, и если с первого раза подсечь не удавалось, то тут же следовала еще одна и еще, пока какой-нибудь полосатый разбойник все-таки не вешался на блесну. Это на «вертушку». Поставил приличного размера колеблющуюся блесну – с первой проводки попалась килограммовая щучка, со второй – еще одна… Создавалось впечатление, что у рыбы в этом месте было собрание членов клуба самоубийц: они бросались на все, что двигалось, намертво цепляясь за тройник. В общем, за какие-то полтора часа Виктор выловил из реки все виды рыб, какие только можно было поймать там на спиннинг. Несколько хариусов, больше десятка щук (самая большая под два с половиной килограмма), пара язей и несчитано полосатых горбачей – и все, не сходя с места. Теперь еще надо было как-то это все унести. Пришлось освобождать от коробок с блеснами и других мелочей рюкзак, который он предусмотрительно взял с собой, и складывать туда окуней, язей и некоторых хариусов (тех, что поменьше). А для щук и крупных хариусов он наскоро смастерил кукан из отрезанного со спиннинга куска кевларового шнура и, закинув рыбу на плечо, пошел туда, где оставил Соколову.

Виктор нашел ее сидящей на берегу со смотанной удочкой. Садок лежал рядом, и в нем было килограмма три отборной плотвы. Машка сидела, обхватив колени руками, и напряженно всматривалась куда-то за стену кедров на той стороне реки. Афонцев хотел подобраться к ней бесшумно и закрыть свободной рукой глаза: мол, угадай, кто? Но споткнулся в двух шагах и чуть не упал, а Машка вдруг вскрикнула и вскочила с места, похоже, не на шутку испугавшись.

- А, это ты, - с видимым облегчением, но встревожено сказала она.

- Конечно, я. А ты кого-то еще ждала? Уж не Мишку ли? – улыбнулся, чтобы разрядить обстановку Виктор. – Смотри-ка, что принес добрый, славный дед мороз!

Он свалил с плеча кукан, снял рюкзак и развязал его, показывая ей пойманную рыбу, уверенный, что сейчас-то она точно восторженно воскликнет. Но Машка даже не взглянула, а снова повернулась к реке и стала разглядывать противоположный берег.

- Маш, ну ты чего? – начал было Виктор.

- Тс-с-с, тихо, - она поднесла палец к губам. – Послушай. Слышишь? Он прислушался.

- Не слышу. А что я должен услышать? Нет, ничего я не слышу.

- Вот именно, ничего! Когда ты уходил, пели птицы, где-то стучал дятел, ухала сова, стрекотали кузнечики, а пять минут назад я вдруг поняла, что все стихло. Не слышно ничего и никого. Даже вода в реке не журчит, понимаешь? – она посмотрела Виктору в глаза, и он увидел в них беспокойство.

- Да, наверное, гроза будет. Ну, что ты в самом деле?.. – сказал он и сам понял, что сморозил чушь – на небе не было ни облачка. Даже ветер не дул. Все это и ему начало казаться странным.

- Ты слышишь? Какая-то обволакивающая, мертвая тишина. Поглощающая. Мне кажется, она пробирается в меня. И сердце сильно колотится. Мне страшно, мне холодно. Согрей меня, - и она прижалась к нему, уткнувшись лицом в плечо. О таком моменте Виктор мечтал всю жизнь. Ему захотелось, чтобы это длилось и длилось, чтобы она крепче обняла его. Он приподнял ее лицо, осторожно, кончиком пальца коснувшись подбородка, и стал приближать свои губы к ее губам, но… Она вдруг отстранилась от него немного и снова взглянула в его глаза. И в ее взгляде Виктор не ощутил ни теплоты, ни ласки, ни каких-либо желаний, которые мог бы отнести на свой счет, а ощутил непонятную и жуткую обреченность и не менее непонятный страх.

- Извини меня. Прости меня. За все, - вдруг произнесла она.

- Да что с тобой нонче, Соколова? Ты как прощаешься все равно. А я ведь здесь и никуда не собираюсь уходить. Еще чего – брошу я такую прекрасную девушку в дивном лесу! Ха-ха! – попытался рассмешить ее Виктор.

- В дивном лесу… - задумчиво повторила Маша, отвернувшись от него. И снова, словно про себя, протяжно, – В дивном лесу… В дивном лесу… Там можешь пропасть… И я не спасу…

- Маша? – Афонцев и сам начал беспокоиться. – Что случилось? Это все из-за мужа? Что он тебе сделал? Может ему морду набить, а? Ты только скажи.

- Муж? Нет, Витя, муж тут ни при чем. Теперь тут муж совсем ни при чем.

- Тогда в чем, наконец, дело? Скажешь ты мне или нет?! – он уже крикнул, не выдержав.

- Чувствую я что-то. Что-то плохое. Такое было со мной только раз – прямо перед тем, как на моих глазах папу насмерть задавил «Камаз». Я – шестилетняя девочка - тогда не пускала его переходить через дорогу, висла на руке, плакала, просила зайти в магазин, посмотреть игрушки, хотя совершенно этого не хотела. Но он оставил меня с братом и побежал, пока горел зеленый свет, на ту сторону, чтобы купить маме цветы. Откуда взялся этот пьяный урод… - она замолчала, глотая комок в горле. – А сейчас такое же чувство. Я о нем никому никогда не рассказывала и давно уже убедила себя, что ничего тогда не было, что мне показалось, и вот… Сегодня что-то случится ночью. Что-то ужасное. С нами со всеми…

Она не договорила, потому что Виктор схватил ее сзади за плечи, резко повернул к себе лицом и встряхнул.

- Да ты что, совсем что ли сбрендила со своими семейными ссорами? – заорал он на нее. Еще раз немного встряхнул ее и уже спокойнее продолжил. – Ты мне брось это. Мы сюда приехали отдыхать? Так давай отдыхать! Ты – от мужа и от работы, мы – от работы и родных. Если тебя мучает что-то, тревожит – расскажи мне, не держи в себе. Не хочешь мне рассказывать – расскажи Мишке, Сашке, другому Сашке, Сереге – кому хочешь. А хочешь – всем вместе. Только не сходи с ума, договорились? Договорились, я говорю?

Машка закивала головой.

- Ну, все, пойдем к лагерю, раз не хочешь говорить со мной о своих проблемах. Нас уже там днем с огнем, наверное, ищут, - Виктор стал собирать свои и ее вещи.

Да, он все делал правильно, по науке, как говорится. Только так можно вывести человека из транса. Вот только видел, что все равно что-то с Машкой не так. Что-то ее то ли испугало, то ли мысли какие-то замучили. Уж не с жизнью ли счеты свести она задумала? Надо будет за ней наблюдать повнимательнее.

Но был и еще один момент: Виктор сам чувствовал, как в душу пробирается какой-то мерзкий, мелкий, липкий страх и как периодически ни с того, ни с сего покрывается мурашками кожа. И пока он это связывал лишь с этой странной, действительно, очень странной тишиной.

- Витя? Ты знаешь, мне показалось, я видела кого-то на той стороне реки. Или что-то. Какие-то два еле заметных мутно-зеленых огонька. И тень за ними, - сказала вдруг Соколова. Сказала, а сердце у Виктора сжалось и похолодело. Ему тоже показалось что-то такое на том берегу, когда он еще ловил на спиннинг. И при этом почему-то повеяло холодом оттуда, и почему-то тогда задрожали колени, и едва-едва удалось прогнать эти ощущения в тот момент. А Машка прошептала, - Мне страшно, Витя. Я хочу домой.

И опять Афонцев сделал над собой усилие, сильно-сильно зажмурил глаза, встряхнул головой, словно так легче избавиться от наваждения, и улыбнулся.

- У-у-у, ну, ты даешь, Мария Батьковна, - он постарался придать своему тону побольше уверенности и жизнерадостности (вот уж чего совсем не было теперь).

– Испугалась светлячков! А еще главный инженер приборного завода! Ха-ха! Собирайся-ка, знаешь, дорогая, и пойдем к нашим. А то еще пить не пили, а тебе уже чудища мерещатся. А про дом можешь забыть до воскресенья : мы на природу приехали и на все выходные. Так что давай руку и поплыли мы, как в море корабли. Оп, оп! – он схватил ее свободной рукой под локоть и стал показывать, как, по его мнению, должны плавать корабли, чем, наконец-то, сумел выжать из нее сдавленную улыбку и отвлечь и ее, и себя от этой зловещей тишины в наступающих сумерках…

Они побежали на перегонки к палаткам. Афонцев – груженый рюкзаком и рыбой, а Маша налегке – с одною удочкой в руке. Виктор нарочно споткнулся и растянулся во весь рост на земле плашмя. Теперь уже Машка даже захохотала, помогла ему подняться, чмокнула якобы ушибленный нос, и так они и подошли к костру, где их ждали, рассевшись вокруг ярко пылавшего огня, четверо друзей.

Палатки были расставлены, а рядом с костром ребята уже сотворили небольшой наземный «столик», расстелив клеенку и разложив на ней нехитрую снедь.

- А вот и наши рыбные ловы! – весело крикнул Краснов. – Ой, ё-те! Ни х-чего себе рыбки наловили! – И добавил, обращаясь к Сашкам и Мишке, - Ну, мужики! Представляете, какой мы клев пропустили, пока тут с вами вкалывали в поте лица!?

- Да, клев был, что надо! Вы посмотрите, сколько я плотвы наловила! А Витя вон какую щуку заломал! – затараторила Соколова. Вот такой ее привыкли видеть все. Если она такая, значит все в порядке. Виктор успокоился и расслабился, но не на долго.

- Ладно, завтра на зорьке мы рыбачить пойдем, а вы хозяйством займетесь! – Серега подмигнул Мишке.

- Завтра? Хорошо, - сказала Маша, и только Виктор смог уловить, как дрогнул ее голос.

- Так, давайте все дружно на рыбу наляжем – ее почистить надо. Кое-что на уху отберем, а остальное солью засыплем, положим в пакеты (я взял с собой) и закопаем в землю. Иначе она не сохранится по такой жаре до воскресенья, – предложил Исаков.

- Нет, нет, нет и еще раз нет! – заорал Краснов. – Сначала надо выпить. А то уже темнеть начинает, а мы еще ни в одном глазу! Сейчас разольем, выпьем по одной, закусим чем бог послал, а потом рыбой займемся.

Все согласились, Сергей разлил и поднял тост.

- Предлагаю выпить за то, что мы, наконец-то, смогли вытащить на это чудесное лоно природы нашу дорогую и всеми любимую Машуську и за то, что природа нам поспособствовала – и с погодой, и с рыбалкой! Так что - за удачное начало выходных! Ура!

Остальные рассмеялись, закричали «ура» и «чокнулись» одноразовыми стаканчиками. Мишка полазил по рюкзакам и сумкам, разыскал ножи, раздал их, и все принялись чистить рыбу. Этот процесс сопровождался «фирменными» Красновскими шуточками-прибауточками (большинство из которых, как обычно, были пошловатыми), Машкиной болтовней и всеобщим весельем. Самую крупную щуку оставили напоследок. Право ее потрошить уступили Соколовой, а молодые люди в то время занялись кто ухой, кто поддержанием огня, а кто подготовкой артиллерии стаканчиков ко второму «залпу». И этот «залп» скоро был произведен в честь рыбака, поймавшего такую большую рыбину и в честь самой рыбины.

- Упокой, господи, ее душу! – подняв к небу глаза, сказал по этому поводу все тот же Краснов, чем вызвал новый взрыв хохота у компании. Выпили, закусили и стали ждать уху, которая подоспела как раз к полуночи. Виктор все время наблюдал за Соколовой, и то, что он видел, совершенно ему не нравилось. Нет, внешне ее поведение ничем не отличалось от обычного: она смеялась и болтала вместе со всеми. Только глаза ее совсем не смеялись. В них застыл СТРАХ. И эта тишина… Безмолвие окружило их со всех сторон. «Да что же это такое?!», - спрашивал он себя. – «Так ведь и свихнуться не долго!»

Ребята хорохорились друг перед другом и перед Машей, но, Виктор чувствовал, им тоже было не по себе. И все как сговорились: никто не подавал виду, что заметил отсутствие каких бы то ни было звуков.

Он отвлекся всего на минуту, а когда обернулся, Маши нигде не было.

- Ребята, а где Машка? – обеспокоено спросил он.

- Что ты так взволновался-то? – с ухмылкой спросил Салкин. – По нужде девушка отошла. Сейчас вернется. Или ты ее проводить хотел? Тогда иди, еще догонишь. Туда, - он махнул рукой, указывая направление.

- А-а-а, понятно. Нет, я тогда не пойду. Зачем ее смущать? – ответил Афонцев.

И стал с тревогой посматривать в ту сторону, куда указал Сашка. Время шло, а ее все не было. Он уже поднялся, собираясь идти ее искать, когда она, наконец, вышла из-за деревьев.

- А вот и я! Заждались? – сказала Маша, приблизившись к друзьям. Даже в темноте при свете костра и молодой луны хорошо было видно, насколько она бледна. Виктор мог только гадать, чего ей стоила эта короткая прогулка. А она продолжила, - А что это вы, братцы-акробатцы, не сказали мне ничего о соседней поляне и об озере? Хотели сюрприз сделать? Сюрприз, конечно, удался, - Маша почему-то поежилась. - Только что-то жутковатый.

- Ты о чем, Маш? Какая поляна? Где озеро? Шутишь? – чуть ли не в голос заговорили молодые люди.

- Как какая? Вы что, хотите сказать, не знали, что за теми деревьями есть абсолютно круглая поляна и странное озеро на ней? Сколько лет вы сюда ездите, следопыты вы мои?

- Да хватит разыгрывать, Маш! – Виктор с сомнением посмотрел на девушку. – Мы сюда ездим три года подряд чуть ли не каждые выходные лета. Никакой поляны, кроме той, на которой мы находимся, и тем более никакого озера здесь нет, никогда не было и быть не может.

- Да! А мы с Мишкой вообще здесь сегодня все обошли, когда дрова искали – нет тут ничего, - добавил Исаков. – Так что хорош шутки шутить. Мы оценили, конечно, но хватит уже. И так сегодня какая-то странная ночь.

Но по выражению ее лица ребята поняли, что ей совсем не до шуток. Несколько минут все молча стояли и смотрели друг на друга, не решаясь что-либо предложить. Первым не выдержал Краснов, который всегда и во все считал необходимым вмешиваться.

- Ну, в самом-то деле! Что за ерунда?! Какие-то озера тут ни с того, ни с сего появляются. А ну-ка, пойдем разберемся. Кто со мной? – накручивая себя, заговорил он. – Сейчас мы посмотрим, что там за поляна и теплая ли водичка в озере. Переплывем его вдоль и поперек. Виктор увидел, как и без того бледное лицо Соколовой еще больше побледнело. Казалось, что в нем не осталось ни единой кровинки.

- Так кто идет со мной?

- Я пойду, - отозвался Салкин.

- И я, - сказал Захарьев.

- Еще кто? Никто? Ну, ладно. Остальным оставаться на местах, охранять девушку и ожидать нашего победоносного возвращения, - в его голосе Афонцев уловил знакомые нотки – Серега явно завелся.

- Ребята, не ходите, пожалуйста, я боюсь, - с безумными глазами зашептала вдруг Машка. – Не ходите, умоляю. Лучше давайте оставим здесь все и убежим, пока не поздно, - она зарыдала.

- Хотя уже поздно, - смог разобрать через всхлипы ее слова Виктор. – Уже давно поздно.

- Мужики, да успокойте вы ее как-нибудь. А мы пошли, - Краснов достал из ножен, висящих на ремне, свой охотничий нож, полюбовался на него, сделал несколько хитрых и очень быстрых движений, убрал его обратно и сказал, обращаясь к Салкину и Захарьеву, - Ну, что, готовы? Идем. Только аккуратно, и все будет чики-пуки.

Они не спеша, вразвалочку направились в ту сторону, откуда вышла Машка, а оставшиеся со все нарастающей тревогой смотрели, как те один за другим скрывались за деревьями.

Время шло, а ребята так и не появлялись. Машка сидела возле самого костра, грызла ногти и дрожала так, словно огонь ее морозил, а не грел. Исаков только все больше и больше хмурился. А сам Виктор опять чувствовал, как начинает душить тот же СТРАХ, который, оказывается, и не уходил никуда, а лишь спрятался до поры до времени где-то в глубине сознания, а теперь снова нахально захватывал мысли, подчиняя себе мозг и тело. Афонцев пытался гнать эти ощущения, но они все равно пробирались в него, цепкие и верткие, как щупальца спрута. Чтобы как-то отвлечься от всего этого, он решил занять себя заботой о Соколовой.

«Для начала надо дать ей выпить. Это ее немного расслабит. Да и нам с Саньком не помешает», - думал Виктор. – «Потом…»

А вот что же потом, додумать он не успел, потому что в этот момент внезапно раздался ужасный крик, который так же внезапно оборвался. Так кричать человек может только перед смертью…

Машка потеряла сознание, а Исаков задрожал. Афонцев же схватился за топор и только тогда понял, как у него самого трясутся руки. Он отбросил было его, собираясь кинуться за водой, чтобы откачать Соколову, когда раздался второй такой же крик.

Виктор снова схватил топор, выпрямился во весь рост и мельком взглянул на Исакова. Тот тоже стоял рядом, сжав кулаки и зубы, с перекошенным от ужаса лицом, повернувшись туда, откуда доносились крики. И они услышали еще один крик. Совсем рядом – прямо за кромкой деревьев. А потом глухой звук, как будто что-то упало на землю.

Вдруг очнулась Машка и, глотая пересохшим ртом воздух и пошатываясь, стала подниматься на ноги.

- Они уже мертвы, - хрипло сказала Соколова. - Очередь за нами. Прощайте…

Афонцев хотел заорать, что ничего еще не «прощайте», что у него есть топор и что, вообще, еще не ясно, что произошло. Может, все в порядке, а это парни так придуриваются. Но сам знал, что это не так, а права Машка. И тут он понял, что уже ничего не может сделать: ни пошевелить рукой, все еще сжимавшей топор, или ногой, ни даже шевельнуть языком, чтобы сказать что-то. Сознание затуманилось, все подернулось дымкой. Голова словно опустела. Остался только страх, который, казалось, пронизал его до самых костей, и удивление, что он еще продолжает воспринимать происходящее хотя бы зрительно.

Он видел все, но будто в замедленной съемке или во сне. Видел, как из-за деревьев, куда ушли Краснов и остальные, появились те самые мутные зеленые огоньки в каком-то сгустке - не тени – жгучей черноты и начали медленно приближаться. Как Исаков сначала почему-то дернулся и, выхватив из огня горящую палку, собрался бросить ее в это ЧТО-ТО, но вдруг остановился на замахе и откинул палку в сторону, попав в Машку, которая при этом даже не шелохнулась и не вскрикнула – вообще не открыла рта. А потом Сашка прямо с места, как заправский прыгун с трамплина в воду, нырнул головой в костер и какое-то время так и стоял в положении страуса. Наконец он поднялся и с обугленной головой, лопнувшими от высокой температуры глазами и в горящей одежде шагнул прямо через костер, но споткнулся об горящие ветки, упал и пополз к зеленым огонькам. Ползти ему оставалось недалеко – те уже сами были совсем близко.

Дальше Афонцев увидел, как сгусток черноты начал преображаться: посветлел, замерцал и вокруг зеленых огоньков-глаз стали проявляться очертания какого-то существа, напоминающего бурого медведя. Именно «напоминающего» - формой головы и туловища и огромными окровавленными лезвиями «когтей» на «лапах».

Исаков опять встал на ноги в полуметре от этого существа и спокойно шагнул к нему прямо на направленные в его живот «когти», нанизав на них свое тело. На этот раз крика не было. Только приглушенный сдавленный стон. А тварь с поразительной легкостью подняла немаленькое тело над собой и стряхнула его на землю, как мы стряхиваем с ножа наткнутое яблоко. Затем схватилась за остатки волос и отсекла свободной «лапой» голову от туловища, швырнув ее в кострище. И двинулась к Соколовой.

Та уже перестала бороться даже мысленно: вся обмякла, и только слезы бежали по щекам. Но вот она-то кричала. Страшно кричала, когда чудовищные «когти» пронзили ее насквозь. Она упала на колени и подернутыми пеленой смерти глазами смотрела на ручьями текущую из зияющей раны кровь. Виктор видел, как она с трудом подняла голову, глядя прямо в зеленые огни глаз страшной твари. Как это кошмарное существо подняло ее за волосы с земли и снесло голову с плеч, бросив ее туда же, куда и первую – Сашкину.

Афонцев уже готов был умереть. Страх сожрал его душу. Отупевшее сознание, лишенное даже возможности управлять его телом, обещало ему, что скоро все закончится. Будет больно, очень больно. Он закричит – так же, как только что Машка, а может быть, и сильнее, но боль быстро уйдет и наступит что? Смерть? А какая она? Пустота? Совсем пустая? Ничто? Что же там – за чертой жизни? Ему было все равно. И он, ловя себя на этих мыслях, удивлялся, как подобные вещи приходят в такой момент ему в голову, которую, похоже, скоро ему оторвут, как и остальным.

Тварь повернулась к нему и стала приближаться, оскалив почти медвежью пасть. Виктору даже интересно стало, как же его убьют? Так же как Машку и Санька – проткнут «когтями», а потом снесут башку – или у этой мерзости хватит ума придумать что-то еще? Существо приблизилось к нему почти вплотную, и Афонцев вдруг почувствовал, как мышцы его шеи сами напряглись и подняли голову, заставив его смотреть в эти два большие мутно-зеленые пятна. Он хотел перед смертью зажмурить глаза, но не мог – не слушались даже веки. Работали только два участка мозга: тот, что отвечал за обработку зрительной информации и малюсенький кусочек, позволявший еще хотя бы о чем-то думать, - и работали тяжело, «со скрипом».

Он ждал чего угодно, но только не того, что произошло. Тварь вдруг отстранилась от него и снова стала преобразовываться. Минуту спустя Виктор смотрел на стоящего рядом самого себя! Только в глазницах горел все тот же зеленый свет. А еще через мгновение Афонцев понял, что ноги несут его туда, куда еще совсем недавно ушли Краснов, Салкин и Захарьев.

Ноги ломились, не разбирая дороги, и несколько раз он чувствовал, как его тело ударялось об стволы деревьев и как иголки на ветках молодых кедров скользили по лицу, чудом минуя глаза.

И вот, наконец, ноги остановились… у истерзанного трупа Краснова. Виктор с ужасом стал наблюдать, как одна его рука взялась за ногу Краснова, а вторая, пошарив в траве, нашла Серегину голову и ухватилась за нижнюю челюсть открытого рта. И тело Афонцева таким вот образом – волоком, оставляя кровавые следы – потащило труп Краснова и его голову на поляну к лагерю. Там первый был брошен кое-как, а вторая полетела все в тот же костер. Потом было еще два жутких «рейса» – за Салкиным и за Захарьевым. Пару раз Афонцев полностью вырубался, даже не видя ничего вокруг, но руки и ноги делали дело.

Все кончено: обезглавленные тела товарищей разбросаны, как попало, по поляне, и около палатки тлеет ужасный костер.

Афонцев стоял перед своим двойником и, как мог, жаждал скорейшей смерти. А тот вдруг поднял руку и направил на него указательный палец.

- ШТАУ-УР-Р СТОХ-Х-ХР-Р-Р, - услышал вдруг Виктор. Он и не предполагал, что сможет когда-нибудь еще больше испугаться. Но этот шипящий хрип проникал, казалось, во все клеточки его беспомощного тела, подавляя волю и мысли страхом, подчиняя себе.

- ШТАУ-УР-Р СТОХ-Х-ХР-Р-Р! – он слышал это не ушами, а остатками сознания. И он понимал, что это означает, - БЕГИ, РАБ!

Тварь отпустила его, и он как стоял, так и рухнул на землю.

- ШТАУ-УР-Р СТОХ-Х-ХР-Р-Р ШИХЭТ ИР-Р-РЭР-Р-Р! – БЕГИ, РАБ, ПОКА НЕ ПЕРЕДУМАЛ!

Афонцев вскочил на ноги и понял, что может управлять своим телом. Ему не нужно было еще раз повторять – он побежал. Как никогда еще не бегал и никогда не побежит. Он несся напролом через кусты и деревья, разрывая в клочья свою одежду и до крови царапая кожу. Бежал прямо, никуда не сворачивая, и… выбегал на ту же кровавую поляну. И чувствовал невнятное шипение. Это был СМЕХ. Тварь играла с ним в «кошки-мышки» (оказывается, это очень популярная игра) и смеялась над ним.

Вдруг Афонцев понял, что прорвался сквозь замкнутый круг: он все бежал и бежал, а поляна не возникала перед ним. Виктор понял, что его отпустили, но не понял, почему?

Ноги несли его, тело работало на пределе возможностей, словно было счастливо, что им владеет сам хозяин – такой родной, знакомый и любимый – а не чья-то злая воля. И именно в тот момент, когда Афонцеву уже начало казаться, что его теперь уже не достать, ноги вдруг сами остановились, руки схватились за челюсть и сдавили так, что сломался один из зубов. Потом его снова отпустило.

- СХА-А-А-Р-Р-Р! – услышал в своей голове Виктор. – ПОЗЖЕ!

Он прошел еще два шага, вновь почувствовав свое тело, и отключился…

* * *

… Шел третий день допросов. Мы с Николаем Яровым разрабатывали Виктора Афонцева практически с самого начала, но он молчал. Он, вообще, похоже, никого и ничего не видел. В этот злополучный третий день Коля заболел. Что ж, может, его это и спасет.

Афонцев заговорил. У меня возникли вопросы. Три дня я искал на них ответы. И нашел – ДУРАК! И вот я теперь здесь, пишу…

Я был там и видел. Я видел ЕГО. Я знаю, что это все правда! Это Медвежья Лужа.

КОЛЯ! БРОСЬ ДЕЛО АФОНЦЕВА! БРОСЬ, ИНАЧЕ МЫ СКОРО ВСТРЕТИМСЯ С ТОБОЙ. НА ТОМ СВЕТЕ.

Продолжение следует...

От ведущего рассылки

Всем, кто пишет рассказы о рыбалке, предлагаю присылать их мне по e-mail  для публикации в рассылке. Можно присылать также рыбацкие байки и смешные истории. В письме необходимо обязательно указать, что Вы являетесь автором рассказа и разрешаете его публикацию в рассылке на некоммерческих условиях. При публикации рассказа рядом с Вашей фамилией или псевдонимом будет публиковаться Ваш e-mail (по желанию).
С уважением, Владимир Туманов.
tumanov@allfishing.ru

Рассылка выходит еженедельно (по пятницам).