Архив рассылки "Рассказы о рыбалке".

Выпуски № 28-29-30

ЛЁМ-Ю

Автор: Флегонт Арсеньев (1875г.)

Лем-ю - на зырянском языке значит черемховая река, то есть по окраинам берегов обросшая черемховым кустарником. Она вытекает из дремучего леса и впадает в Вычегду. Речка эта, как рассказывали нам, омутистая, местами текущая по переборам, местами имеющая глубокие, чистые плеса. В ней водится великое множество харьюзов, очень миловидной вкусной рыбки из породы сигов, достигающей весом до трёх фунтов. На них-то мы и ополчались. В июне на харьюзов самый горячий ход; они ловятся около переборов на удочку, наживленную обыкновенным земляным червём, и хватают так, жадно, что успевай только насаживать крючки - да забрасывать.

Начались сборы. Крючки надо было осмотреть: некоторые подточить, некоторые перевязать; удочек пару изладить запасных, затем наострить блесну, привязать к ней поводок; потом приготовить с собой по части желудочной потребности различных запасов: белого и чёрного хлеба, кусок телятины, чаю, сахару, медный чайник, котелок для варки ухи. Пока я возился со всем этим, завёртывал и укладывал в корзину, явился Абрам с Алексеем:

- Рано выезжать надо? - спросил я их.

- Да на свету надо, - отвечал Абрам. - Алексей говорит - вёрст тридцать будет и всё против воды; а там речонкой-то худо ехать: ломно очень и переборов много.

- На свету - так хоть и с вечера поезжай, всё светло.

- Нет, соснуть надо; а как заря утренняя зардеется и в путь.

На этом и порешили: поужинали и легли спать.

Проснулся я очень рано, подошёл к окну, отворил его, взглянул за реку на противоположную сторону, где лежали обширные луга, взглянул и изумился: ни пожней, ни перелесков на них, ни озёр, ни даже самой реки не было видно, а куда только глаз мог проникнуть, расстилалось широкое, безбрежное пространство воды; из отдалённого края её выставлялся бок восходящего солнца и первыми своими лучами золотил это белое беспредельное пространство. То был туман, Через несколько времени он начал колебаться, и мало-помалу стали прорезываться сквозь него сперва ближайшие предметы, а потом и отдалённый лес, и кудрявый кустарник на пожне. Наконец засверкала и стальная поверхность Сысолы Тишина была невозмутимая. Только с полоев и озёр изредка доносились крики чаек, да пеночка в палисаднике, забравшись в густой куст черёмухи, звенела как колокольчик.

- Эй, ребятушки, вставайте!

Мигом вскочил Абрам и начал весьма бесцеремонно толкать разоспавшегося Алексея.

- Алексей, Алёха! Вставай! Ехать пора. Эк его окаянного, как он храпит, точно на валторне играет. Вставай говорят.... Вот так сон... Алёха эй...

Алексей открыл глаза, сел, запустил обе руки в густые, курчавые волосы и начал чесать голову изо всех сил.

- Экой обмен какой! Да полно тебе, чурбан, чесаться-то, ехать, говорят, пора, вишь солнышко-то где, уж над лесом...

Через полчаса, забравши с собой всё приготовленное с вечера, мы в своём маленьком челноке отвалили от берега и поплыли против течения Сысолы.

Туман клубился над водою, волнуясь и расстилаясь волокнами на её поверхности. Утренний холодок приятно щекотал нервы; в одно мгновенье изчезли наши сонливость и лень.

Поналяг, Алёша! Поналяг дружней! - командовал Абрам с кормы. - Обогнём мысок - бечёвкой потянешь; а что дорожить будем? Пускать блесну-то?

Разумеется, будем - разматывай и пускай; вишь утро какое знатное, тишина; да и щуке теперь самый ход.

Переехали через реку.Алексей выскочил на берег, сделал из кушака лямку и, прикрепив к ней бечёвку, потянул лодочку против течения. Абрам, чтобы  удобнее было дорожить, отрыснул далеко от берега. Блесна, пущенная на длинном снурке, заиграла в воде как серебряная звёздочка

- Ты в зубы возьми поводок-то от дорожки, - кричал Алексей с берега Абраму. - В зубы возьми, а то не услышишь, как щука хватит!

- Я на палец намотаю: всё то же будет.

- То, да не одно; на зубах лучше услышишь: мы все в зубы берём!..

- Ладно, ладно. Тяни знай, хватит щука, так не уйдёт, справимся, не беспокойся.

Алексей довольно скоро пошел по берегу, и лодка весело полетела против течения; водяные струйки зажурчали под носом, разбегаясь на обе стороны. С каждым изгибом реки менялся ландшафт окрестностей: то расстилались луга яа необозримое пространство, с густою, сочною травою, между которой различными колерами пестрели полевые цветы северной флоры, то мелкий березовый лесок полосами тянулся по суходолам; местами встречались глубокие долины, переходящие в болото; или вдруг берег, понижаясь почти к самому уровню воды, открывал великолепное озеро с тихою, покойною водою...

...Правым берегом Сысолы мы поднялись до Потерял. Через Потеряй, пройдя в Вычегду, мы снова начали подниматься вверх по течению. Сначала берега Вычегды шли с ровными, обрывистыми окраинами, возвышавшимися аршина на три или на четыре над водою. Затем потянулись широкие песчаные косы...

...Рука Абрама, на которой намотан был поводок от блесны, вдруг отскочила от весла, и порыв настолько был силен, что сообщил даже некоторое сотрясение лодке.

- Стой, стой, Алеха! Щука на дорожку врезалась!- неистово завопил Абрам Алексею и в одно мгновенье сбросил с уключины бечевку, посредством которой тянулась лодка.

- Ходу давай ей, ходу! Трави бечевку-то, трави! - кричал Алексей. - Вишь ты, как она забирает! Ловко села, не уйдет. Ого, вглубь пошла; а здоровая щуковина, не зевай смотри, не зевай!

Действительно, щука хватила очень большая. Натуго натянув поводок от блесны, она носилась сперва из стороны в сторону по поверхности воды, беспрестанно поворачиваясь кверху брюхом, крутилась и делала такие сильные прыжки, что брызги фонтаном разлетались над водой. Абрам спустил часть запасного поводка. Щука, почувствовав свободу, стремительно бросилась вглубь. Через несколько секунд мы начали потихоньку вытягивать поводок. Он стал выходить сначала легко, и мы подумали, что щука сорвалась, но вдруг он снова потянулся в сторону и лодка наша пошла гулять по реке. Дело выходило не шуточное. Добыча по величине превышала наши ожидания, и вытащить ее из воды было нелегко, тем более, что поводок на дорожке был не толстый. Следовало утомить щуку.

- Только бы не запуталась на дне за коряжину, а не то уйдет, - проговорил Абрам. - Вишь, как везет, точно лошадь.

Щука бросилась вниз по течению.

- Ну, назад в Усть-Сысольск поехали! - кричал Алексей. - Не тяни! Не тяни, держи вольготно, пусть ее ходит на свободе, скорей уходится!

Пробежав сажен пятьдесят серединой реки, лодка наша остановилась, поводок ослаб, но через минуту снова натянулся и мы поехали к берегу, на обрыве которого с живейшим нетерпением суетился Алексей.

- Взять ли щучий-то топор? - спросил он шепотом Абрама, когда лодка наша, притянутая щукой, тихо плыла около самого берега снова против течения реки.

- Взять... передайте, батюшка, вон он в корме лежит, - обратился ко мне Абрам.

Я передал.

Щучий топор состоит из тяжелой в аршин длиной березовой рукоятки, в которую вколочены в палец толщиной штуки четыре плоских и острых гвоздя с глубокими зазубринами, какие бывают на остроге.

Установившись коленками на кормовую скамейку, Абрам осторожно начал выбирать поводок. Щука шла без сопротивления. Вот она уже близко к лодке. Минута решительная для охотника: я ждал с величайшим душевным трепетом появления хищницы... еще секунда и около самой лодки показалась ее голова с широко разинутой пастью... Не успел я мигнуть, как в хребет щуки был уже всажен топор, ловко и сильно направленный рукой Абрама; зубцы взошли почти по самую рукоятку.

- Помогите, батюшка, помогите! Тащите ее в лодку-то, чертову перечницу!..

Я схватил за рукоятку топора обеими руками, лодка наша накренилась на бок, черпнула воды, но щука была вытащена и сделалась неотъемлемой нашей добычей.

- А, мошенница, попалась! Нет уж, брат, баста, окончилось твое водяное странствие, - в восторге говорил Абрам, управляясь с щукой. - Смотри-ка, Алеха, штука-то какая - важнецкая!..

- Дорогая штука... Давай тащи ее на берег!

Щука была около полутора аршина длины и необыкновенной толщины. В ней было по крайней мере фунтов тридцать пять весу. Добыча завидная и редкая, воодушевившая всех нас чрезвычайно.

...Добрались до Лём-ю. Речка почти под прямым углом вливалась в Вычегду. В устье она была пятнадцати сажен шириной, берега ее представляли ровную, весьма правильную выемку; они возвышались над водой не более сажени и местами обросли ракитовыми кустами. Местность при впадении Лём-ю принадлежала к луговым пространствам. Вода в Лём-ю резко отличалась от вычегодской несколько мутноватой воды: она была прозрачна, как хрусталь.

- Эй, шабаш! На привал, Алексей, сматывай бечевку да иди выносить из лодки клажу! - скомандовал Абрам, выбирая дорожку.

Местечко, где мы остановились на отдых, выдалось очень уютное, на лугу под тенью густого черемушника. Сейчас же развели огонь и принялись за приготовление в нашем походном котелке ухи из щуки, от которой для этой цели отрезан был изрядный кусок.

Часа через два, заправившись изрядно ухою, мы двинулись вверх по Лём-ю уже на веслах. Тягою подниматься было невозможно: довольно высокие кусты по окраине берега препятствовали идти с бечевкой. Сначала лодка шла доволь- . но ходко, наконец, стали встречаться переборы, то есть мелкие места, по которым течение валит с усиленной быстротой, перебираясь по песчаному дну, усеянному булыжником. Глубина на переборах понижалась до двух вершков, и вода игривыми струйками с шумом разбегалась здесь по чисто вымытым и вылощенным разноцветным камушкам. Лодку приходилось перетаскивать сажен по десяти и более, но это служило только некоторой остановкой; затруднения же большого не представляло, так как челнок наш был не тяжел и мы передергивали его втроем через переборы без особенных усилий. За переборами шли глубокие омутистые плеса иногда версты на две и на три; но чем выше мы поднимались к верху, тем быстрее становилось течение и чаще начали встречаться переборы.

Вечерело. Мы миновали уже несколько перекатов и заломов и приближались к цели нашего путешествия, забравшись в плеса, где водился крупный харьюз. Пора бы и на привал. Мы выбирали местечко, пригодное для ночевки; но такового местечка пока не попадалось: мы ехали теперь по Лём-ю между скалистыми берегами, которые круто, стеной поднимались от самой воды. Приютиться было негде, негде было поставить лодку, разбить палатку, развести огонь. Между тем сумерки густым мраком ложились на землю, темнота увеличивалась быстро. Занятые нашим плаванием, мы и не заметили, как со всех сторон поналезли откуда-то серые, густые облака. Над нами вдруг совсем неожиданно очутилась туча, мрачная, суровая. Тишина была невозмутимая. Громадные сосны рисовались на береговом урезе какими-то грозными великанами. Ни одна ветка их не шевелилась. Не было слышно никаких звуков: все как будто притаилось, присмирело перед чем-то. Воздух был тяжел и удушлив, в нем чувствовалась гроза.

Вот вдали послышался громовой удар, он становился все ближе и ближе, волнуясь и переливаясь все сильнее и сильнее.

Молнии пока не было; громовые удары повторялись. Но вот блестящей змейкой сверкнула над нами беловатая полоска, обдав нас ярким, фосфорическим блеском; громовой удар в ту же секунду верескнул над нашими головами и зарокотал по лесу.

Берега Лём-ю раздались в обе стороны, образовав широкий омут сажен пятнадцать в диаметре и круглый как чаша. Правый берег омута был песчаный; левый состоял из зеленого, чистенького лужка, отлого сбегавшего к самой воде. Далее, за этим зеленым лужком, с какою-то необыкновенной отвагой, круто и смело поднимался угор и на высоте его угрюмо стоял сосновый лес, покрывая тенью и луг, и воду омута.

Место было для нашей временной оседлости превосходное, лучшего желать нельзя. Мы привалили к лужку и торопливо начали выносить кладь из лодки. Все наши припасы, ружья, удочки, котелок и прочее уложили в кучу и в предосторожность от дождя покрыли кожей. Лодку выдернули на берег и перевернули ее кверху дном, подперев с одной стороны колышком, чтоб можно было усесться под нее в случае дождя.

Между тем гроза усиливалась. Молния сверкала беспрестанно, то змейкой извиваясь в темных облаках, то вспыхивая ослепительным синеватым бенгальским огнем.

По другую сторону омута, за песчаным берегом, лес поднимался по угору террасами, становясь все выше и выше. Прямо против нас из него выступал конусообразный холм в виде громадной насыпи, покрытой как ска-терью белым мхом. Очертанием своим он напоминал курганы южных степей России. Кругом этого холма красовались несколько сосен величины необыкновенной; самая же вершина его представляла небольшую голую площадку.

Между тем начали спускаться крупные капли дождя. Издали послышался необыкновенно сильный гул. Приближался ливень. Мы забрались под лодку. Через несколько минут дождь хлынул как из ведра и зашумел ветер, быстро усиливающийся и скоро перешедший в страшную бурю. Лес застонал.

Через полчаса гроза начала стихать, громовые удары становились реже и слабее, ветер спал.

С трудом развели мы огонь, набравши сушняку из-под береговой кручи, где не хватало дождем, и валежнику из-под больших елей. Топливо наше сперва трещало, шипело, дымило, наконец вспыхнуло ярким огнем и запылало. Мы обсушились, закусили, раскинули нашу палатку и залегли спать.

Солнце уже взошло, когда я проснулся и вылез из палатки. Яркие золотые лучи его пробивались сквозь вершины сосен, на хвое которых искрились дождевые капли. Утро было свежее, тихое, душистое. Над рекой вились туманы. Товарищи мои, утомленные накануне переездом, спали крепким сном, и мне не хотелось их будить. Я спустился к реке. Вода от ливня была еще мутна. При таком ее состоянии нечего было и думать о ловле харьюзов, которые идут на удочку только на светлой воде. Я надел патронташ, закинул ружье за плечи и пошел вверх по Лём-ю по тропинке, пробитой промышленниками-охотниками.

Возвратившись к нашему охотничьему биваку, я нашел своих товарищей, уже занятых рыбной ловлей: оба сидели с удочками на берегу омута. Абрам избрал местечко на кручке, поместившись на маленькую площадку под черемуховым кустом, и закидывал удочку под нависель ракитника. Поставив ружье к дереву и сняв патронташ, я подошел к нему осторожно.

- Что, как дела? - спросил я шепотом Абрама.

- Ни шевельнет!

- Не берется?

- Ни-ни, хоть бы клюнула.

- Да, может, харьюза нет?

- Нет?! Посмотрите-ко в омут-то пристальнее, чго там делается: на густо!

Я подошел поближе к окраинам берега и начал вглядываться в воду. Действительно очень крупные харьюзы тихо расхаживали в омуте на различной его глубине, их было множество. Они медленно двигались по всем направлениям, иногда все вдруг исчезали, уходя вглубь, иногда вдруг неожиданно громадной стаей выплывали из-под берега. Увидев рыбу на таком близком расстоянии спокойно разгуливающую многочисленными стадами, я сейчас же побежал за своими удочками и, избрав удобное местечко, тоже уселся удить.

Одну удочку, наживив червем, забросил я далеко от берега на глубокое место, другую поближе к краю, около большого камня, где весьма часто показывались харьюзы. Удилища обеих удочек я воткнул в берег. Наживка последней удочки отчетливо обрисовывалась в воде: видно было, как хвостик червяка извивался на крючке, то растягиваясь в прямую линию, то скручиваясь в узелок. Вот из-за камня выплыл крупный харьюз и медленно начал приближаться к червяку; вот он уже близехонько, на расстоянии трех вершков от насадки. Я осторожно положил руку на удилище, чтобы не прозевать ту секунду, в которую производится подсечка. Харьюз подплыл к червяку, толкнул его носом, спокойно, не торопясь повернулся по направлению к середине омута и уплыл в глубину. Что за чудо! Отчего такое равнодушие всегда жадной рыбы к лакомому блюду, которое так любезно предлагается ей на крючке. Вот плывет целое стадо харьюзов около самого крючка и, не обращая ни малейшего внимания на червяка, проходит мимо. Наконец, со всех сторон появляется рыба, гуляет возле самой насадки, нередко задевает ее то боком, то спиной, иногда приближается к крючку как бы с намерением клюнуть, прикоснется к червяку носом, будто понюхает, и отойдет. Так прошло очень много времени.

- Пустое дело, дармя сидим, - громко заговорил Алексей.

- Что же это значит, что харьюз не клюет? - спросил я.

- А вишь, он весь в омуте: коли в омуте, так хоть тресни, нипочем брать не будет.

- Рыба, значит, с характером, - заговорил Абрам из своего черемхового куста. - Не хочет брать, так ничем ее не ублаготворишь. Я и хлеб насаживал, и белым папушником потчевал ее, а теперь ужу на овода - не клюет, дуй ее горой-то.

- Вишь в омуте, на переборе нет ни одной. Выйдет на перебор и клев начнется, - пояснил Алексей.

- Да, жди ее, когда она выйдет.

- К вечеру, может, выйдет, а то до утра подождать надо. Полагать должно грому она испугалась.

- Пойдемте кашицу варить, пообедаем да соснем: что больше делать-то, - решил Абрам, завивая свою удочку.

Сошли с омута, развели огонь. Абрам начал хлопотать о приготовлении кашицы, Алексей стал запасать дрова для пажка, а я занялся кипячением воды для чая. Часа через полтора кашица наша была готова, и мы, усевшись около котелка, все трое аппетитно начали уписывать Абрамову стряпню.

- Дело плохо, Алексей. Пожалуй, вернемся с Лём-ю с пустыми руками, как ты думаешь? - спросил я.

- Не бывало этого, подождать надо. Клевать будет, грому испугалась.

- Ты, Абрам, хитины не знаешь ли какой, чтоб рыба клевала?

- Какой хитины?

- Ну там заговору, что ли. Ты ведь мастер на эти вещи, - сказал я с намерением вызвать на откровенность по этой части.

- Знаю кой-какие.

- Ты бы и прочитал.

- Да ведь читать-то нужно тоже вовремя. Не в час прочитаешь - будет не пользительно.

- А разве для этого часы назначены?

- А то как же! Иной заговор читать надо на солнечном восходе, лицом стать на восточную сторону, да с верой, как молитву.

- Пожалуйста, скажи-ка хоть один такой заговор.

- Я и знаю-то всего один. А сказать его нельзя, всю силу потеряет. Да, признаться, я и запамятовал немного, - отвечал уклончиво Абрам. - Вот слова есть такие для ужения - те можно сказать.

- Какие же такие слова?

- А как станешь наживлять червя на крючок и проговори трижды: «рыба свежа, наживка сальна, клюнь да подерни, ко дну потяни!»

- Уж ты, верно, пустил в ход эти слова давеча, да что-то брат, рыба-то не послушалась.

- Не послушалась и то. Да заговор-то это пустой, не силен, короток больно.

После отдыха, часу в четвертом, мы снова уселись было с удочками, но так же безуспешно, как и в первый раз. Вода в омуте совершенно отстоялась, сделавшись необыкновенно прозрачной. На глубине сажени можно было рассмотреть малейший камушек, и разгуливающая рыба обрисовывалась еще отчетливее. Каждому охотнику до уженья понятно, какая досада разбирает рыбака при виде огромного количества рыбы, равнодушно плавающей около самого крючка. Понапрасну просидевши часа полтора, мы бросили уженье и занялись чаем.

- Не пойти ли нам пошататься с ружьями? - предложил я Абраму,

- А пойдем, что тут попусту-то время терять...

Поздно вечером, усталые возвратились мы к месту ночлега. Во все время ходьбы мы подняли только пару глухарей, стрелять по которым не привелось, и выводок рябчиков: молодые в нем до того были малы, что едва могли летать.

Развели огонь, выпили по рюмке водки, закусили довольно плотно разными взятыми с собою припасами и погрузились в чаепитие. Ночь стояла светлая, тихая и теплая.

Пажок наш прогорел и начал потухать. В воздухе потянуло холодком. На востоке показался красноватый отблеск утренней зари. Мы забрались в палатку и скоро заснули в ней крепким сном.

Солнце было уже над несом, когда я проснулся, Абрам и Алексей еще спали. Я осторожно вылез из палатки и спустился к омуту посмотреть харь-юзов. Вода, казалось, сделалась еще чище. На дне омута можно было рассмотреть каждую песчинку, но странно: рыбы в омуте не было, я не мог оглядеть ни одного харьюза — они куда-то исчезли. Я оставил омут, осторожно подкрался к перебору и изумился: сотни харьюзов толпились на мели. Они стояли на перекате целым плотом, стремясь выбраться на самую сильную струю и, видимо, сопротивлялись быстрому течению воды. Я взял удочку, наживил ее крючок червем и тихо закинул на перекат, в самую середину рыбьей стаи. Едва наживка коснулась воды, как на крючок сел около фунта харьюз и был вытащен на берег. Я закинул во второй раз и в ту же секунду снова выудил такой же величины харьюза. Клев, настоящий клев, тот, за которым ехали, которого желали. Бегом поднялся я в гору и впопыхах, весьма бесцеремонно, начал будить своих товарищей.

- Абрам, Алексей! Вставайте скорей, ради бога! Рыба вся на переборе: клюет!

- Клюет? Неужто клюет? Выудили? - торопливо спросил Абрам, выскакивая из палатки.

- Выудил пару. Клюет только успевай таскать!

- В разных местах надо удить, сгру-живаться не надо, спутаешь рыбу, - отозвался Алексей, тоже поспешно вылезая из палатки - Теперь знай, валяй: сразу насадим кадушку!

Мы разместились по перебору шагах в пятнадцати друг от друга, и пошла потеха: клев был непрерывный. Едва крючок с червем касался воды, как его жадно схватывал харьюз и тащил в сторону верно, без обмана. Поплавок тут был совсем лишний: все дело совершалось на глазах, только знай закидывай удочку да таскай рыбу. Мне случалось на Волге уживать на наплавную удочку уклейку, берет бойко, но в ее боре все-таки есть поклевка. Уклейка сперва поиграет с насадкой, подергает ее и потом уже, схватив, побежит в сторону. Раз еще в детстве, на Шексне я удил на метляк чешу. Ход был тоже необыкновенный: рыба бралась ежеминутно, но все-таки в подсечке бывали промахи, иногда чеша и срывалась. Здесь же совсем не то: как бросил удочку, в ту же секунду харьюз без всякой поклевки хватает наживку и волочет: подсечка без промаха, клев без промежутка. Я попробовал повязать на леску два крючка и каждый раз начал выуживать по паре харьюзов. Наконец для испытания я не погружал наживку в воду, а держал на расстоянии полувершка от ее поверхности, тогда харьюз привскакивал из воды и схватывал насадку на весу. В какой-нибудь час времени я накидал харьюзов множество; все они были одной меры: около фунта величиной. Абрам и Алексей тоже действовали с неменьшим успехом. Далее продолжать ловлю было бы напрасной алчностью: рыбы некуда было девать. Мы закончили уженье и занялись по-солкой нашей добычи. Харьюз рыба чрезвычайно нежная: на жаре она скоро портится и поэтому просаливать ее тут же на месте совершенно необходимо.

Кадочка была наполнена доверху, прикрыта кружком, подавлена камнем. Мы наудили рыбы более трех пудов. Такого добычливого уженья я не испытывал во всю жизнь мою ни разу.

За чисткой рыбы и солением ее прошло довольно много времени. Явилось общее желание подкрепиться съестным. Достать свежей, животрепещущей рыбы ничего не значило: в несколько минут взяли мы из Лём-ю как из садка пятнадцать штук харьюзов и варили из них превосходную уху.

Обратное путешествие наше совершалось весьма скоро. На переборах и заломах несколько затрудняла кадка с рыбой, прибавившая тяжести, но зато на глубоких плесах лодка по течению воды летела соколом. Вот и Вычегда. По ней, выехавши на струю, помчались еще быстрее.

Скоро доехали до Потеряя, через него попали в Сысолу и торжественно, с песнями, довольные успехом своей поездки привалили к городскому берегу.

Против пристани, заслышав песни, показалась повязанная красненьким платочком жена Абрама.

- Эй, Домна! — закричал он своей подруге жизни. - Иди сюда! Помогай вытаскивать харьюзину из лодки.

Всем, кто пишет рассказы о рыбалке, предлагаю присылать их мне по e-mail (в формате html) для публикации в рассылке. Можно присылать также рыбацкие байки и смешные истории. В письме необходимо обязательно указать, что Вы являетесь автором рассказа и разрешаете его публикацию в рассылке на некоммерческих условиях. При публикации рассказа рядом с Вашей фамилией или псевдонимом будет публиковаться Ваш e-mail (по желанию).
С уважением, Владимир Туманов.
tumanov@allfishing.ru

Рассылка выходит еженедельно (по пятницам).