Архив рассылки "Рассказы о рыбалке".

Выпуск № 195

ЛЕГЕНДА О ЗАБЛУДШЕМ РЫБАКЕ

Автор: Андрей Евстигнеев  Izograf888@yandex.ru http://izograf888.ru/

Посвящается Ю.К.

День, проведенный на рыбалке, в зачет жизни не идет…
Народная мудрость

Произошло это где-то между Тверью и Ржевом, летом – засушливым и пыльным. Мы с сынишкой волей Божией попали в мужской монастырь, который уже несколько веков величаво взирает с высоты холма на две быстро текущие реки – Волгу и время. Навеки унесли они с собой тайну одного из самых загадочных правителей Руси – Ивана Грозного, когда-то достроившего эту, и до него уже древнюю, обитель. Долгая дорога и жаркое солнце так и подталкивали нас, уставших путников, к реке – ее прохладе, уносящей все скорби и печали.

По длинной, усыпанной хрустящим песком насыпи мы спустились к воде. И вот по нам, ожидавшим встречи с грандиозным символом Руси – Волгой, ударило прохладой с запахом тины… Если бы не шум автомобилей, невдалеке проезжавших по мосту, не странные современные дачи, так не подходящие к великолепию и торжественному молчанию православного монастыря, возвышающегося над ней…

Но река, с присущим только великим благородством приняла нас, заблудших, и отдала самое малое – негу, прохладу и что-то еще, что щемящей тоской всплывает в душе, когда провожаешь взглядом случайный предмет, плывущий по воде.

Обретя некоторое успокоение, памятуя о предстоящей сытной монастырской трапезе, мы, уже не лениво, стали подниматься вверх по насыпи, казавшейся такой длинной. Нас беспокоил один вопрос. Где мы будем ловить рыбу? Место, которое издалека было привлекательным, на деле оказалось совершенно непригодным не только для рыбалки, но и для сокровенной мечты моего сына искупаться в Волге. Дно здесь было мелким, илистым, а местами каменистым. Из чистой воды выглядывали осколки цивилизации – автомобильные покрышки, детали изувеченных до неузнаваемости предметов, куски каких-то ящиков и ржавые ребра каркасов умерших не то печек, не то лодок. Берег был усеян смятыми пластиковыми бутылками, которые холодным мутным светом мертво подмигивали нам, как бы говоря, что они переживут и нас, и эту обитель…

Жужжали мелкие надоедливые мухи, ноги вязли в песке и как-то сами собой спотыкались. Кроме следов тачки на дороге, ничто не выдавало присутствие здесь человека.

…Он возник ниоткуда, как появляются птицы в небе, – стоял возле красной кирпичной монастырской стены и судорожно пытался одеться. У меня возникло странное желание обратиться к нему. Сын остановился чуть-чуть поодаль….

Я начал разговор словами: «Здравствуй, брат!». Странно, но человек как будто заранее знал, с какой просьбой мы к нему обратимся. Он начал говорить быстро, немного заикаясь, проглатывая слова и все время повторял: «Нет, ты меня послушай», стараясь тем самым подчеркнуть значимость места, куда он направлял нас ловить рыбу. Потом мужчина взял камешек и стал чертить на утрамбованной земле схему, как проехать к месту. Я пытался задать ему какие-то вопросы, но не мог вклиниться в его монолог. Человек как будто нас не видел и не слышал. Он продолжал рассказывать и, казалось, убеждал себя в необходимости самому попасть туда, куда посылал нас.

– Ну а ты с нами поедешь? – предупредительно спросил я.

Признаюсь, я не ожидал такой ответной реакции. Он замолчал. Потом – сомнение и растерянность, а затем смятение и страх. Все это было так очевидно...

– Нет, я не могу… Только у скамейки на берегу не ловите, – предостерег нас он. – Ловите у черной ели, она там одна, ее издалека видно.

И, немного подумав, еще раз сказал:

– Нет, я не могу...

Сказанное было неправдой. Его выдавала мучительная гримаса – это были непреодолимое желание поехать с нами и необъяснимый страх сделать это. Второе пересиливало, и мужчина лихорадочно подыскивал причину, чтобы отказаться.

Мы поблагодарили его за участие в нашей рыбацкой судьбе и выразили сожаление, что с нами не будет такого знающего человека, как он. Распрощавшись, мы поспешили на трапезу, тем более что отец-настоятель уже ждал нас. Об этом красноречиво свидетельствовала быстро приближающаяся нелепо размахивающая руками местная трудница, трагически поторапливая нас: «Быстрее, быстрее, батюшка уже здесь». Поддавшись ее суетливости, мы быстро пошли за ней. Я обернулся – странного человека на месте уже не было.

Оказалось, что можно было и не спешить – архимандрит мирно беседовал с богатым прихожанином, и мы, благословившись, смиренно стали ожидать трапезы.

Игумен оказался очень приветливым человеком. Глаза его светились лаской, и в них была некая хитринка, присущая людям, обладающим большим духовным опытом. Весь вид его выражал достоинство человека, который с Божией помощью смог из руин поднять эту, сегодня такую прекрасную и тихую обитель.

Трапеза была скромная, но все сытно и вкусно. Архимандрит не спеша расспрашивал нас о жизни, столичных новостях и о прочих живых мелочах, которых так не хватает в провинции. Сидели мы по левую руку от него, рядом с иеромонахом. Я догадался, что настоятель тем самым выразил нам с сынишкой уважение.

Впрочем, сын всем своим видом показывал мне, что пора на рыбалку. Я это понимал, понимал и отец-настоятель, но благословил он нас только после посещения святого источника. Неприятный осадок от разговора на берегу был смыт святой водой из купели. И мы, обновленные и вдохновленные будущими рыбацкими успехами, «рванули» от монастыря к месту, начертанному на земле рукой странного собеседника.

Дорога оказалась недолгой. Описание пути было очень точным. Нам не составило большого труда добраться до развилки шоссе и грунтовой дороги, ведущей к Волге. Мы остановились у тихого села, показавшегося нам безлюдным.

Справа был один из ориентиров, указанных нашим собеседником, – разрушенный храм и кладбище. Вам не раз, наверное, доводилось видеть такие храмы и погосты, их на Руси не счесть. Пустыми темными глазницами смотрели на нас окна обезглавленной церкви, уже давно проросшей деревьями, которые смогли укорениться даже на месте главного купола. Но и сквозь них проглядывала стать и угадывалась высшая цель храма – восхваление Господа, служение и поклонение Ему, сотворившему все, что мы, грешные, можем лицезреть.

Казалось, еще мгновение и из центральных ворот выйдут священник с диаконом и причтом и пойдут на светлой седмице святить дома селян, ожидающих от Господа прощения за греховную жизнь, а потом великих милостей. Но пока только старая, нудно гудящая трансформаторная будка, стоящая перед входом в храм да выбежавшая со стороны кладбища черная кошка выдавали хоть какие-то признаки жизни в этом селе.

Мы стали спускаться к реке. У нас не было той рыбацкой бесшабашности, когда ради хорошего улова вы готовы преодолевать любые преграды. Грунтовая дорога была крутой и ухабистой, и, если бы пошел дождь, путь наверх вряд ли был бы легким. Но меня подгоняла отцовская гордыня. Рядом сидел мой сын, который должен был видеть, что я уверен в том, что делаю.

И вот мы у реки. Нам открылся удивительной красоты вид. Противоположный берег Волги порос густым лесом, таким темным, что порой зелень хвои превращалась в густую черноту. Узкую полоску берега ярко освещало солнце, что заставляло ее неправдоподобно светиться. Это свечение подчеркивала глубина иссиня-черной стремительно текущей реки. Хотя обрыв, на котором мы находились, оказался достаточно крутым, наш берег нельзя было видеть из-за высокой травы, проросшей после летнего спада воды. Спуститься на плес мы не могли. Под травой скрывались от глаз ухабы, ямы и коряги. Сзади нас подстерегал опасный откос, по которому мы опрометчиво спустились. Слева на обрыве действительно стояла скамейка...

Дул сильный ветер – вдоль реки, низко сгибая камыш, гоня мелкую рябь и пену и стада приплюснутых снизу, темно-сизых облаков. Через них то вспыхивало, то меркло заходящее солнце.

Мне что-то явно мешало, я чувствовал неуместность нашего здесь пребывания.

– Поехали к черной ели, – предложил я сыну.

– Хорошо, папа. Наверное, там будет лучше, – тихо ответил он.

Дальнейшая дорога пролегала вдоль реки, была ровной, а обочины поросли высокой травой, и нам порой казалось, что мы едем между двумя зелеными шевелящимися заборами.

Неожиданно открылась большая поляна. Недалеко от ее середины росла большая ель. Она действительно была черной. То ли ее хвою вычернило солнце, то ли она сама почернела от одиночества. Издали казалось, что какая-то женщина, прислонившись к ней, внимательно всматривается в реку, пытаясь что-то или кого-то разглядеть вдали. Мы не спеша подъехали к поляне и нашли место для стоянки. Оно было удобным, можно сказать обжитым. Видимо, сюда часто заглядывали рыбаки, туристы, да и просто отдыхающие. Мы решили спуститься к реке, благо подход был утоптан.

Великая река обмелела. Бесснежная зима, затянувшаяся весна с поздними заморозками и засушливое лето сделали свое черное дело, и просто необходим был дождь. А его нет… Облака, пытаясь собраться в дождевую тучу, по известным только небесам причинам, все время разбегались во все стороны, словно их гнал от себя, как нерадивых овец, разгневанный пастырь.

Подойдя к воде, я понял, что рыбы нет и не будет. До глубокой воды нужно идти по реке до ее середины. Перспектива лова с воды меня не радовала. Сынишка, как все мальчишки-хитрецы, под предлогом измерить глубину уже плескался где-то метрах в двадцати – на границе течения и отмели. Меня не покидали тягостные мысли о полном провале рыбалки. Мучил и вопрос, зачем тот странный человек послал нас сюда. Я был в полном смятении и предложил сыну уехать на более спокойный водоем. Он обрадовался, детская интуиция подсказывала несовместимость нас с рекой и местом. Что-то незримо гнало нас отсюда.

С легким сердцем мы поехали обратно. Дорога уже не казалась нам такой грустной. Случилась и попутчица – веселая женщина с детьми. На заправке молодой человек в упоении рассказал нам, как доехать до пруда, где «карасей, хоть лопатой черпай». Мы с радостью, окрыленные будущим успехом, устремились к вожделенному пруду.

Это место оказалось не столь живописным и трагически романтическим, как предыдущее. Илистый пруд средних размеров уютно разместился среди полей. Пара деревенских пацанов с удочками удобно устроилась на мостках, с которых бабы полощут белье. Заезжий столичный рыбак с огромной собакой расположился в заросшем ряской очень коряжистом дальнем заливчике.

Мы встали рядом с большой беседкой, явно предназначенной для рыбацкой трапезы. Незнакомый нам хозяин заботливо приготовил дрова и кострище. Его же добрыми руками были срублены из больших пеньков удобные сиденья. Место, с точки зрения рыбака-карасевщика, казалось идеальным. Ветер, который, не переставая, дул на реке, стих, и я понял, что рыбалка началась. Это чувство знакомо только рыбаку, когда он понимает, что рыба будет. И много. Оно возникает где-то внутри, сначала робко, затем все сильнее, охватывая тебя трепетом первобытного охотника. Так дрожит кот, когда чувствует добычу. Так волнуется дитя перед именинами, в предвкушении подарков. Так боится своей радости выигравший приз в лотерею. Ну а вдруг?..

«Вдруг» не случилось, все шло как по маслу, карась клевал на все подряд. Мы с сыном были счастливы. Зорька задалась на славу. Тихий летний вечер. Легкий ветерок пошевеливает поплавки, они, как в зеркале, отражаются в воде. Легкий всплеск рыбы заставляет сердце биться чаще. Тягостные мысли о житейских проблемах улетают вслед за закатными облаками. Тихое умиротворение охватывает тебя, и ты сливаешься в единую чашу вселенского бытия вместе с водой и туманом над ней, ветром и облаками, заходящим солнцем, запахом полей и далекого леса, дымом от костра… Бог ведает, что в этой чаше еще...

Порой ты, не мигая, смотришь куда-то мимо поплавков, в даль, туда, где тебе суждено быть вечно. И приходит грусть по всему мирскому, житейскому, что называется твоей судьбой. Ты понимаешь, что рано или поздно прорастешь травой или упадешь дождем на асфальт. Что рано или поздно ты станешь частичкой в той чаше, где сливается вечность.

Сынишка устал и пошел спать в палатку. Я же решил продолжить лов, так как был уверен, что крупная рыба берет ночью. Это подсказывал мне большой рыбацкий опыт, а он, как правило, не подводил.

Было какое-то странное чувство… Мне казалось, что я не один на этом пруду, кто-то пристально за мной наблюдает. И действительно, сзади, за беседкой, хрустнула сухая ветка. В ночном тишине этот звук был очень громким. Я от неожиданности вздрогнул. Испуга не было, но я напрягся в ожидании дальнейших событий. Интуиция подсказывала, что это человек и что он подойдет ко мне. Я сел вполоборота, так, чтобы боковым зрением видеть пространство сзади.

В этот момент на фоне взошедшей луны из-за беседки показалась фигура. Это был мужчина в коротком дождевике с капюшоном, который закрывал его лицо до середины. Невысокий, сухощавый и, к моему удивлению, трезвый. В одной руке у него была снасть, не то спиннинг, не то крепкая удочка. В другой он держал холщевую сумку из-под противогаза. Весь его вид выражал некую неловкую покорность человека, который незванно пришел в гости и боится, что ему будут не рады.

– Доброй ночи, – тихо сказал он.

– Доброй, – с неким напряжением в голосе ответил я.

Справа от меня стоял пенек-сиденье, и человек, подобрав полы дождевика, присел на край.

Наступило неловкое молчание.

– Пиво будете? – задал я глупейший вопрос, не зная как разрядить ситуацию и предполагая, что местный народ вряд ли откажется от такого угощения.

– Нет, брат, я уже много лет не пью, – ответил он, поднимая капюшон.

И я его узнал! Это был наш дневной собеседник.

Здравый смысл подсказывал мне всю нелепость сложившейся ситуации. Он не мог здесь быть! Я смотрел на него, как на только что воскресшего покойника. Разнообразные мысли роились в моей голове, и одна, более или менее успокоившая, дала подсказку – он приехал сюда днем и рыбачил где-то поблизости. Мы его не заметили. Он пришел на огонек – так, покурить, поболтать. И, глядя, на его пустую сумку, я задал еще один глупый вопрос:

– Ну как улов?

Его ответ был несколько странен:

– Я опять ее не поймал.

Мне приходилось знавать многих рыбаков. Некоторые ходят только за щукой, есть «лещатники», одержимые поимкой «королька», бывают увлеченные плотвой, встречались и такие, кто, кроме уклейки, ничего не признавали. Знал я и «сазанятников», и самых отчаянных – «сомятников». Но чтобы кто-то из них, как я понял из его ответа, ходил за одной, конкретной рыбой, я не видел. Бывали, конечно, случаи, когда всей артелью ловили щуку-утятницу или сома-заворуя. Но эти времена давно прошли, природа не плодит больше такой рыбы, которая была во времена Сабанеева, тем более в центральной полосе России, где редкий рыбак найдет уединенное место, в котором можно спокойно расставить снасти и поймать непугливую и достойную рыбу.

– Нет, я ловлю не рыбу. Я ловлю ее, – словно прочитав мои мысли, сказал странный человек.

В его поведении уже не было той суетливости и необъяснимого страха перед предстоящей рыбалкой, которые я видел днем. Голос не дрожал, а в словах чувствовалась решимость готового к исповеди. Луна бросала свой бледный свет на его и без того белое лицо. От этого мне стало так жутко, что кровь буквально застыла в жилах. Мое тело было сковано и одеревенело, как тот пенек, на котором я сидел. А странный человек, искоса поглядывая на меня, начал рассказ:

– Это давно было. Очень давно. Тогда здесь дичи было, как травы в поле, а рыбы, как звезд на небе. Монастырь-то наш состоял под царем-батюшкой, и вправду сказать грозным, но справедливым. Не чета нынешним. Я был молодой, красивый и удачливый. Куда не пойду – везде мне везение. На рыбалку – рыбы воз. На охоту – куницы мешок или перепелок к царскому столу. А уж девки по мне сохли, как та трава по осени. Служил я рыбарем при монастыре и жил недалеко, как раз в том селе, куда вас послал.

Рыбки ловил вдоволь, хватало и поторговать. В базарный день продашь – и гулять. Дело молодое, холостое. В храм ходил, поклоны бил, соборовался. На Пасху, как все, христосовался. Да чего греха таить, девки в храм красивые хаживали. Бывает, заглядишься на какую, так и «аминь» забудешь вымолвить. Ругал меня настоятель, на чем свет стоит, да прощал – рыбарь я был больно удачливый.

Как-то на светлую седмицу пошли мы по селу дома святить-кропить да старух исповедовать. Я-то в конце волочился, так, «аллилуйя» пропеть, дурнем браги попить да покуражиться. Вот пришли мы к одной бабке – ее внучка нас позвала. Дурная молва об этой старухе по округе ходила, мол привораживает да приколдовывает она. За руку не хватали, но, сам знаешь, нет дыма без огня. А внучка у нее – красавица, как взглянет, будто коса по росяной траве прошлась, сон-еду забудешь.

Старуха на лавке под образами лежит, Богу душу отдает, батюшку зовет. Исповедоваться, значит, хочет. Тот, как положено, сел рядом и слушает. Мы из избы пошли, а старая мне-то и говорит: «Останься, рыбачок, перед смертью слово тебе молвить хочу». Оторопь меня взяла, будто и не пил вовсе. Батюшка ее исповедь принял и грехи отпустил, видать не так их много было, да меня к ней позвал. Подошел я, как неживой, наклонился. А она говорит: «Берегись, рыбачок! Как бы вечно ловить не пришлось». И преставилась.

Выскочил я из избы, словно ошпаренный. Не помню уж, как дома оказался. Пасха не в Пасху, думы черные одолевают… Как быть? Да когда по молодости долго кручинились? Пришли братки-казачки, да с брагой, мы и давай пить-гулять да с девками христосоваться.
Прошла светлая, и вспомнил я о внучке-красавице. Зайду, думаю, проведаю. Пошел, а в голове вертится: «Чего это меня к ней несет? Я ведь даже, как ее зовут, не знаю». А она у порога стоит, встречает и говорит: «Здравствуй, судьба моя!». Я так и обомлел.
Долго ли, коротко, только встречаться мы с ней стали. И место я соорудил подходящее – лавку на берегу Волги. Вы это место видели. Придем мы, бывало, на обрыв, целуемся-милуемся, на речку глядим, мечтаем. Так я ее полюбил, веришь, день не вижу, с ума схожу. Решили мы с ней, что после Петрова поста обвенчаемся. И тогда она мне говорит: «Мне бабушка приданое хитрое оставила, только тебе и сгодится, но отдать велела после свадьбы. А до свадьбы, сказала, и трогать не смей!». И так меня ее слова раззадорили, ну словно сверло внутри сверлит, узнать хочу, что же это за приданое такое, которое и для меня, и трогать нельзя. Время идет, а мысли о приданом все сильнее и сильнее закручивают. Стал я окольными путями узнавать что, да как. И узнал.

Был у моей красавицы дед – рыбак хоть куда. Уж обо мне слава рыбацкая идет, а он был в свое время первейший. Слыхивал я рассказы о нем, вот только не знал, что это был ее бабки муж. И поговаривают, что оставил он ей после смерти снасточку заветную и велел достойному человеку отдать. Тут я совсем зашелся! Думаю, я не я буду, а добуду эту снасть. Знал, что моя суженая в монастырь собороваться ездит. Не так далеко от села – верст шесть–семь. Тут как раз постом соборование объявили. Она давай собираться и меня зовет.

– Нет, – говорю. – Занемог что-то. Видать, на ночной прихватило, отлежусь.

Она, сердешная, поверила, да ранехонько с базарными людьми и отправилась в монастырь. Ну, я, недолго думая, пробрался в ее дом. Дело нехитрое, изба за околицей одна стоит, вокруг только елки. Люди побаивались тем путем хаживать, мол, омут там с нечистым. Так что и собаку на привязи держать не надо. Стал приданое это искать. Долго трудиться не пришлось – за образами коробочка лежала, красивая такая, резная, узорчатая. У меня руки задрожали – вроде я вор получаюсь. А взять страсть как хочется! Достал я эту коробочку, открыл. В ней блесна лежит, на вид так себе, но что-то мне подсказало, что непростая это блесенка, а заветная.

Снастей у меня полно было всяких, ну а блесен и вовсе не счесть. Я почти на все деньги, что с рыбы выручал, разные хитрые снасти прикупал. Решил я подлог сделать. Сбегал тайком домой да подобрал похожую. Вернулся в старухин дом, взял коробочку и поменял блесну. Гляжу, а на крышке слова проявляются. Стал я читать, и вот что увидел – «Всяк, кто меня неправдой возьмет, со мной не расстанется, судьбу потеряет, вечную жизнь найдет, а, как судьбу вновь обретет, – смерть приимет». Задумался я, а по молодости, сам знаешь, думки короткие да глупые. «Будь что будет», – подумал и взял блесну. Тут вижу, черная кошка из-под печки выходит и молвит старушечьим голосом: «Ты сам свою судьбу выбрал, я тебя предупреждала. А за свободу души моей спасибо». И исчезла.

Страшно мне стало. Похоже, душу-то свою я только что на блесну променял. Побрел домой, мысли – чернее ночи. Как жить-то дальше, как любимой в глаза смотреть? Ладно, думаю, утро вечера мудренее. Наутро гонец из монастыря, мол, царь-батюшка из Москвы со своими соколами едет, рыбка нужна. Что делать? Хочешь, не хочешь, а за рыбкой плыть надо.

Собрался я, в подручные мне настоятель инока молоденького прислал. Поплыли мы на омуток затаенный, я один про него ведал. Особое местечко. Там река весной новое русло себе моет и уходит к лесу. Песчаный остров намывает так, что за ним новое русло не видно. Как будто и нет его. А выход старым стоялым лесом закрыт, не проплывешь. Рыба там непуганая, всякой полно, что тебе щука, что лещ, что язь. А на выходе стерлядка жирует.

Встали мы на этом острове, шалашик соорудили. Стали снасти готовить. «Возьму-ка блесенку эту, посмотрим, на что она годится», – подумал я. Лодок было две. Поплыли. Я привязал блесну к плетеной леске и забросил по течению. Не успела она коснуться воды, как ее схватил хороший жерех. Серебряный, с золотистым отливом, фунтов на пятнадцать. Красавец хоть куда. Дай, думаю, под берег кину. Сказано – сделано. Кинул блесну под берег, в самую траву. Тяну. Удар, леска ходуном заходила, еле рыбу на чистую воду вывел. Стал тянуть ближе, а она свечой вверх вытянулась и опять в воду. Смотрю, щука, фунтов на десять. Инок в своей лодчонке сидит, глаза таращит...

Другие снасти и разматывать не стал. Понял, обрел я ту самую блесну, про которую сказать можно: «Вот оно, счастье рыбацкое».

И пошло дело! Что ни заброс, то рыба. И время полетело незаметно, и беды все куда-то ушли. Забыл я даже про любимую, так меня на рыбалке страстью прихватило. Инок и мне помогает, и рыбу в монастырь возит, а я дальше ловлю.

Летом рыбу на кукане долго не продержишь. Стал я ямы в песке копать, до самой воды, и туда наловленное запускать, как в пруд. Много накопал, не счесть, весь берег островка в ямищах. Словно чумных хоронить собрался. А тут инок из монастыря возвращается. Мрачный такой. Я его спрашиваю: «Что с тобой, брат?» – «Да не со мной, а с тобой… Невеста твоя утопилась».

Тут вся рыба в моих ямах-могилах биться начала и в реку выпрыгивать. А я, как в землю врос… Так вот ты какая, блесенка заветная. Инок развернулся, и, не попрощавшись, поплыл назад. А я остался один со своими мыслями и ямищами-могилами вокруг.

Словом, жизнь пошла под откос. Тело моей любимой не нашли. Понятное дело, отпевать не стали. Дом старухи сгорел, то ли от молнии, то ли злые люди подожгли. В селе меня стороной обходить начали. Настоятель в монастырь больше не пустил. Отец как-то сказал: «Шел бы ты, сын, туда, куда молва о тебе не дошла. Начинай жизнь сызнова». Что делать, собрал я кое-какие вещички, сел на коня, да поскакал, куда глаза глядят. Дорога как раз шла мимо базара. Дай, думаю, поменяю эту блесну на что-нибудь путное, да хоть продам.

Иду я, значит, по базару. Вокруг шум, гам. Кто поросят визгливых продает, кто горшками торгует, а кто и рыбкой. Всего полным-полно, покупай что хочешь. Знал я, что в конце базарного места столик стоит. Там старый меняла сменяет тебе все, хоть драные обмотки, но три шкуры за них сдерет. Пошел я туда. Смотрю, стоит. Я ему говорю: «Старик, поменяй мне одну вещицу, хоть на что» – «Что за вещица? – спрашивает. – Покажи». Достал я блесну, показал, и глаза у старого стали злее волчьих. Испугался я, а он мне говорит: «Моя это блесна, вечная, а сам я тот, кто поставлен своим хозяином таких дурней, как ты, на нее ловить, да вместе с хозяином над их судьбой потешаться. Пока не поймаешь свою любимую, жить будешь вечно, а не поймаешь до второго пришествия – будешь гореть вместе со мной в геенне огненной».

Вот с той поры и хожу я вдоль Волги, тело ее ловлю. Все никак не попадается. А ты случаем не слыхивал, может, где выловили тело красивой девушки? Примета у нее особая – родинка на правом плече, в виде православного крестика.

Я оцепенел, ничего не ответил, только крепче в удочку вцепился. У моей жены – родинка на правом плече, похожая на православный крестик...

От ведущего рассылки

Всем, кто пишет рассказы о рыбалке, предлагаю присылать их мне по e-mail для публикации в рассылке. Можно присылать также репортажи, рыбацкие байки и смешные истории. В письме необходимо обязательно указать, что Вы являетесь автором рассказа и разрешаете его публикацию в рассылке на некоммерческих условиях. При публикации рассказа рядом с Вашей фамилией или псевдонимом будет публиковаться Ваш e-mail (по желанию).
С уважением, Владимир Туманов. tumanov@allfishing.ru