|
||||||||||||||||
Архив рассылки "Рассказы о рыбалке".Выпуск № 184ЧЕТВЕРО В ЛОДКАХ НЕ СЧИТАЯ НАПИТКИ ...Автор: Игорь Зевайкин shaman_58@mail.ru Отчет о рыбалке. День первый. ...Густая полоса тумана, заполняющая распадок, в который нырнула дорога, мгновенно отрезала от глаз золотящиеся в первых солнечных лучах сочно-зеленые ракеты елей и, беззвучно ударив по лобовому стеклу, поползла слезами из-под оживших «дворников». Но подступившее сожаление об утрате красот только что виденного тут же улетучилось, когда мелькнувший за окном километровый столб с цифрой один разогнал в голове умиротворение, посеянное второй бутылкой «Золотой бочки» и из молочной белизны вдруг показался молчаливый угрюмый забор крайнего дома, покрытый каплями росы. Спутники тоже оживились и закрутили головами. Деревню пересекли споря, изредка заглушаемые лаем местных сторожей, что первостепенней – освободить выпитое пиво или навестить местную лавку на предмет выяснения ассортимента и пополнения еще не выпитого. Но вот под колесами заскрипела прибрежная галька, машины остановились, и каждый отправился решать нерешенный спор по-своему. Удовлетворив свои неотложные потребности, мы начали торопливо, и все ускоряясь, разгружать машины и готовить лодки, стараясь не смотреть на реку и сдерживая изо всех сил вдруг появившийся в глубине души «мандраж» ...Река манила... Туман начал отступать под натиском солнца, оголяя поверхность речной заводи, на которой по случайному, одной природе понятному закону, появлялись и расползались то там, то тут круги, большие и маленькие, пробуждая в душах какие-то древние рефлексы, нарастающий рыбацкий «зуд». Колдовское воздействие усиливалось доносящимся из-за клочьев тумана плачем переката, зовущим и манящим... Спускали лодки на воду и грузили снаряжение почти бегом. Но вот моторы рыкнули, прокашлялись и монотонно запев, понесли нас, ерзающих от нетерпения навстречу с чудом... Тающие «елки» индикаторов доступности связи на «мобильниках» вдруг выполнили не совсем обычную для себя задачу: показали степень нашего приближения к сказке, в которую мы отправились... Золото всплывшего из-за сопки солнца, облившего все и всех, отразилось искрами в капельках, оставшихся от тумана на бортах лодок и тут же их высушило. Звенящий перекат, связав из воды тугую косу, рассыпался в длинный спокойный плес. Его зеркальную гладь, сожалея в глубине души о содеянном, нарушали только два клина расходящихся от наших лодок волн, бегущих к берегам, чтобы там, ударившись о большие дыньки камней, всхлипнув исчезнуть в редких пучках осоки. Нереальность (с точки зрения привыкших к городской бестолковой сутолоке и однообразности) окружившего нас мира, кажущаяся зыбкость всего происходящего и похожесть на какой-то прекрасный сон вдруг разбудила в голове философские наклонности: ценности, к которым привыкли, вдруг показались настолько незначительными, что инстинкт самосохранения (когда «что-то здесь не так», как сказал классик, то надо выпить!) проснулся у всех одновременно...Хотя, со свойственным детям цивилизации цинизмом, мы это вывернули как тост. Ну..., за красоту! Разлившийся по организму неизменный и обязательный для всех рыбаков атрибут, тут же вернул душе её обычное снобистко-снисходительное отношение к окружающей действительности и позже, предварительно сцепив лодки и дав моторам помолчать, как только красота и яркость мира пыталась повергнуть нас в слезливо-сентиментальное коленопреклонение, мы, провозглашая очередной тост за ценности, присущие окружившему нас миру или за очередного участника нашего похода (за кого еще не пили), быстро восстанавливались до среднестатистического горожанина. Но тут... ...Лекарство от восхищения, накопившееся в организме за несколько часов путешествия по реке, вдруг начало действовать так, как и должно... Движение по реке, изобилующей перекатами и отмелями, на моторной лодке, требует повышенного внимания. Один из участников рейда за большой рыбой (назовем его Леха), севший за румпель «Фрегата», настолько охмелел от окружавших нас красот, что в припадке восторга, проходя через очередной перекат, решил углубить фарватер винтом, за что был дисквалифицирован до конца суток и разжалован в юнги. Неутоленная тяга к острым ощущениям и нереализованные возможности Лехи бурлили в нем. Разглядев среди прибрежной тайги пару – тройку могучих кедров с гроздьями шишек, он настоял на немедленной высадке и ринулся на штурм колючих и смолистых красавцев. Спутники не очень противились высадке, тем более что накопленная в организме влага, пройдя свой маршрут, пришла к конечной точке и все настойчивее требовала вернуть её в общий природный круговорот и не нарушать баланс. Но не успела она еще просочиться сквозь песок и гальку, как Леха, оставив свой энтузиазм прилепленным к потокам смолы на стволе старого кедра, вернулся, авторитетно заявив, что шишки еще не зрелые, что-то буркнул про вред для зубов и замурлыкав «Сверху кедры, снизу недра...», полез в лодку... Экспедиция тронулась дальше. Старший в команде (по возрасту, а не по должности), в просторечии Старый, вытянув руку, указал на белесую полосу галечника на левом берегу, сразу за выдыхающимся перекатом, и направил бурчащий «Фрегат» к месту стоянки. Вторая лодка последовала за ним. Быстро высадившись и выгрузив снаряжение, мы начали обустраивать будущий временный лагерь. Поток скептицизма и словоблудия по поводу предстоящей рыбалки, ранее сдерживаемый дистанцией между экипажами и ноем моторов, обрушился на Старого, который, тем не менее, нисколько не смутившись, хмыкнул: «Ну..., за приезд !»- закусил долькой лимона, и начал готовить снасть... Леха и Вован, собрав палатку, стали разводить костер, громко комментируя в сторону Старого предстоящую уху из говядины, дескать, ничего особенного, еще и «До Ширак» есть, не пропадем!.. Лишь бы водка не кончилась....Только Иван молча улыбался и не ввязывался в словесные атаки. Он попал в поход случайно, как родственник Вована, и с остальными только познакомился, немного смущался, а необычность ситуации, восхищение от увиденных красот и водка ввели его в состояние эйфории, и он не пытался из нее выйти. Тем временем Старый забрел в поток, насаживая на ходу приманку, взмахнул спиннингом, и через несколько секунд, подматывая леску и отступая к берегу, выволок на гальку полосатого красавца, сверкающего огненными плавниками. Очередная фраза Лехи по поводу численной популяции рыбы, сдобренная изрядной порцией яда, повисла над начинавшим потрескивать костром.... Он молча ринулся собирать спиннинг, за ним, слегка отставая, двинулся и Вован. Через несколько минут рыболовы уже стояли в воде, выстроившись в линию вдоль затихающего переката. Время от времени то один, то другой подтягивал к себе из-за струи бурлящий бурунчик, из которого выдергивал весело извивающегося окунька или чебака. Старый вскоре выбрел на берег, присел у лодок и начал чистить пойманную рыбу. Минут через сорок к нему направились остальные, в душе надеясь, что пойманная ими добыча обеспечит абсолютное лидерство в необъявленном и негласном стихийном соревновании. Увы и ах!.. Пойманные Старым окуни и чебаки оказались крупнее, да и их оказалось больше, чем у всех вместе... Пройдясь с досады по поводу недозволенных приемов (что-то там про магию и помощь потусторонних сил), Леха выбрал из кучи наиболее достойных и направился варить уху. Случайно попавшиеся ерши, лишившись жабер и внутренностей, первыми нырнули в кипяток и, отдав все самое ценное, уже диетическими попали на стол нетерпеливо ожидающим поодаль чайкам. Аромат свежей юшки усилился булькнувшими кусками крупных окуней и чебаков. Старый тем временем присолил остальную рыбу, накрыл изумрудными листьями крапивы и поставил полнехонькое ведро в тень прибрежных кустов. Пока Леха «ваял» уху, Вован с Иваном собрали разборный столик и разложили продукты. Неожиданное вынужденное безделье, вызванное ожиданием ухи подтвердило истинность утверждения, что «дураки (рыбаки - прим. автора), мыслят одинаково». Сакраментальная фраза, звучавшая с утра наверное в сто первый раз - А не выпить ли нам ? -, была произнесена практически хором. Пока проглоченные «дринки» пробивались сквозь стенки желудков команды в кровь, уже застучали ложки, отправляя следом наваристую, душистую юшку, наполняющую душу благодушием, прошу прощения за каламбур, и мимолетным ощущением счастья. Разливающееся волной по организму тепло тащило за собой следующую волну – волну лени и состояния полного удовлетворения... Заканчивая трапезу и застолье, Старый все чаще поворачивал голову в сторону противоположного берега, где перекат сминался мощной струей притока, реки чистой и холодной, начинающейся где-то далеко в горах. Он не очень скрывал, что что-то задумал, но и не говорил вслух. Просто курил и поглядывал в сторону устья. Наконец он встал, выдал несколько советов, где больше и крупнее (все старые любят давать советы, ссылаясь на свой опыт, и в чем-то они правы...), показывая рукой на реку, и начал готовить лодку к спуску. Выдержав паузу, добавил: «Мне это жабье (это он про окуней!) надоело ловить... Я за харьюзом пошел.». Самоуверенность, с которой он это заявил, как будто пошел в магазин за пивом, почему-то не посеяла сомнений в успешности затеи в остальных членах команды, тем более что недавние результаты его ловли не давали на то оснований. Вован изъявил желание сопровождать, бросая явную «синицу в руке». То что, здесь рыбак может отвести душу по полной, уже получило наглядное подтверждение, а там... Хариус какой-то, может и нет такой рыбы вовсе, так рыбацкие байки... Но любопытство, тайное желание приобщиться к верху рыболовного мастерства пересилило и Вован начал помогать Старому стягивать лодку в воду. Нахлыстовая снасть была приобретена Вованом накануне и упускать возможность научиться ей владеть он не хотел. Урчащая слабенькая «Ямаха» медленно повела лодку под углом к течению навстречу прячущейся в крутых берегах речушке. Леха с Иваном посмотрели вслед тарахтящей «резинке», выпили еще по маленькой и отправились ловить реальных окуней, негромко и беззлобно язвя о мифических хариусах и безнадежности алкогольного оптимизма отправившихся за ними членов команды. Периодичные упругие удары, передающиеся через «плетенку», удилище в руку и дальше в мозг заканчивались короткой борьбой с очередным увесистым полосатым речным хулиганом и еще больше укрепляли их уверенность в собственной правоте. Тем временем «Фрегат» пересек реку, медленно прополз мелководное устье притока и вошел в речушку. Прозрачность бегущей навстречу воды убедительно говорила, что она действительно состоит только из водорода и кислорода. Галечное дно было настолько рядом, что рука Старого рефлекторно сбросила «газ», и лодку тут же потащило назад. Вован веслом решил проверить глубину и от неожиданности намочил рукав куртки, не достав дна, сказав при этом несколько слов, в правильности написания которых я сомневаюсь, и потому не буду их здесь приводить. Мотор рявкнул и потащил рыбаков вверх, навстречу рычащему за поворотом перекату. Один берег, крутой и высокий, властно говорил: «Держитесь ко мне ближе, здесь глубже!». Но торчащие из воды и дрожащие под её напором черные столбики веток предупреждали: «Если ткнетесь в то, что внизу, то узнаете, что вода не только чистая, а еще и холодная!». Медленно и осторожно лавируя между Сциллой коряг и Харибдой прибрежной мели «Фрегат» добрался до поворота и приближающееся дно вскоре хрустнуло галькой под винтом. Старый мгновенно заглушил мотор, выдернул его из воды и выскочил из лодки. Вован выбравшись, ухватился за веревку, привязанную к носу лодки, перебросил её через плечо и похлюпал вейдерсами вдоль кромки речушки навстречу журчащим потокам. Старый пристроился сзади, толкая лодку в транец и отгоняя вдруг пришедшие на ум некрасовские строки про «Волгу, колыбель мою...». Наконец, преодолев подобным образом несколько перекатов, Старый коротко бросил: «Здесь!». Приятели выволокли лодку на камни и начали настраивать снасти. Недолго порывшись в заветной коробочке, Старый извлек несколько темных мух и, далеко отставляя руки и щурясь, привязал приманки к поводкам на обе снасти. Сделав по глотку, чтобы снять предстартовое волнение, напитка, уже ставшего привычным за последние часы, охотники за харьюзами побрели через речку, чтоб подойти к перекату издалека. Поднявшись выше и показав Вовану примерно, что нужно делать, Старый отставил свое нахлыстовое оружие на прибрежный куст и освободил перекат. Вован не очень удачно, и не с первой попытки все же умудрился выложить шнур в поток, бегущий к камням. - Трави помалу ! – распорядился Старый, не отрываясь взглядом от бьющейся в потоке мушки. Вован начал медленно выпускать шнур, мелкими осторожными шажками приближаясь к перекату. Мушка прошла мимо ревущего валуна, мелькнула в упругих косах струй и начала выкатываться в спокойную суводь рядом с потоком. Около неё вдруг возник водоворот, Старый рявкнул: «Держи !», но опоздал. Хариус резко согнул удилище, сам засекся и струна шнура начала смещаться влево и вниз по речке. - Выбирай! Не давай слабины! Торопливо, дрожащими руками, Вован подтягивал шнур, бросая его в воду, и вот на согнутом в дугу удилище, прямо над кипящими струями, засверкало радужно-серебристое чудо. Даже со спины Старый видел громадные от восторга глаза оторопевшего от удачи Вована, робко пытавшегося взять рукой прыгающего и извивающегося хариуса. - На берег его! Упустишь!- и еще несколько мало подходящих по смыслу, но стилистически и физиологически просто необходимых в тот момент слов. Когда обитатель бурлящих струй забился на крупной гальке и Старый перевел глаза на победителя короткой схватки, он понял, почему вдруг стало намного светлее, хотя солнце долбило прямо в макушку накомарника: Вован улыбался так счастливо и искренне, что губы сами произнесли: «Молодец, было круто! За это надо выпить...». Пока Старый полосовал и присаливал только что выловленного красавца, Вован, обычно немногословный, наливая по захваченным с собой одноразовым стаканчикам, как всегда на глоток, водку, разливал накопившийся в поединке адреналин, заглушая перекат и перебивая самого себя: « А я ...А он – раз! А я на себя! А он стоит, я думал зацеп! А он как заходил! Потом в сторону – раз!...». - Через сорок минут пойдешь на закусь! – бросил Старый выпотрошенному, присоленому и уложенному в холщовый мешок с крапивой хариусу и, повернувшись к Вовану, приняв у него стопку и дольку лимона, добавил: «Поздравляю, теперь ты - рыбак! Это как потеря девственности. Но, предупреждаю, это заразно. Жаб ловить теперь не потянет. И попасть можно с первого раза. Хариус – это такая...». И дальше пошла смесь русскоязычных словосплетений, в которых смысл понять можно, а вот по частям разобрать и дословно объяснить – никогда! Кружева словесности, плетеные Старым, содержали помимо воспевания достоинств хариуса и нахлыстового способа ловли, теоретические основы ихтиологии, места стоянок и поведенческие ситуации объекта ловли, причем неточности не совсем обычной терминологии сглаживались активной жестикуляцией и подкреплялись непосредственным показом на реке. Пальцем. Закончившаяся сигарета Старого послужила сигналом: «В бой!». Приятели подхватили снасти и пошли вверх против течения, Старый - впереди, за ним метров через сорок - Вован. Старый оглядел доступный участок речушки, махнул рукой в сторону струи, косой ныряющей под нависшие кусты и коротко бросил: «Заходим». Бредя сзади новичка, которому он снисходительно отдал «сливки», Старый за два холостых коротких взмаха нарастил шнур метров до пятнадцати и беззвучно положил муху на край водяной косички. Подтянув немного остатки шнура, пустил его по воде и начал формировать разворачивающуюся в сторону береговой суводи петлю. Мушка вышла точно на границу мчащейся и стоящей воды, на поверхности появился маленький бугорок, который стремительно превратился в ямку, а затем в водоворотик, поглощающий мушку, исчезнувшую вдруг так стремительно. В мозгу пронеслось: «Он! Надо подсекать!», но руки сработали раньше. Кривая шнура, только что плавно разгибавшаяся на струе исчезла, а неизвестно откуда возникшая звенящая прямая, энергично гнущая удилище рывками передавала запевшей душе: «Есть! Есть! Есть!». После минутной борьбы в потоке, с переменным успехом метр туда – метр сюда, Старый вывел соперника на более спокойную воду, аккуратно укоротил шнур и подойдя к берегу, рисковать и снимать рыбу над водой не стал, вытащил на берег. Зажав рукой прекрасное серебряное тело, вынул мушку изо рта. Два - три последних сильных рывка (так бьется кошка, когда вы пытаетесь её лишить свободы), в которые вложены все остатки сил, предвестили, что хариус потерял надежду на спасение. - Сколько смотрю, а не могу насмотреться, вот ведь... Коричневато-розовые хвостовой и нижние плавники, радужка спинного «паруса», благородные пятнышки на серебряных боках или квадратный рот – трудно сказать чем хозяин холодных струй вызывает восхищение у большинства рыболовов. Может тем, что не каждому дается. А может тем, что борется до конца. Ну уж не думаю, что из за своего великолепного вкуса, не хочу думать, как-то уж слишком примитивно и приземлено... Загадка... Старый обернулся на чертыхающегося Вована и увидел, как обмякла струна только что напряженного шнура и распрямилась дуга удилища. «Упустил, салага! Ничего, наука будет, это тебе не полосатых жаб ловить, которые до ж... заглатывают. Привыкай!». Уложив просоленного и выпотрошенного хариуса в плечевой холщовый мешок, шуршащий крапивой, он двинулся вниз по реке, вслед за Вованом, на ходу забрасывая под нависшие кусты свою снасть. Упустив еще с десяток трофейных экземпляров и выудив штук шесть, он догнал Вована, остановившегося к тому времени у сильной бурлящей струи, рядом с которой темнела довольно солидная яма. Плечевая сумка у Вована округлилась и потяжелела, что говорило о том, наука Старого была им освоена. - Ну как? - Восемь! - Молоток. - Да ладно, сам меня первым пропустил, конечно..., дурак не поймает! - Ну ты, не очень то, «звездочку» что ли схватил... Тут и не дурак не поймает. Не всякому он дастся. Хорош понты колотить, наливай. Твой первенец уже дошел, можно закусывать, а я пока рыбу выпотрошу, хариуса нельзя с кишками держать, тухнет быстро. Вынув из Вованового мешка отборных рыбин, Старый не удержался от возгласа восхищения, который опять закудрился в словесный винегрет из специальных терминов, подзаборного фольклора и высокопарных аристократических оборотов, приправленный старостильным русским орнаментом. Рассуждая и поучая (проблема старости!) Вована, Старый споро выпотрошил добычу и уже с рюмкой в руке, подвел черту: «Обловил гуру! Молодец, за тебя!», и отправил очередной «дринк» в рот, запихивая следом добрый кусок малосольного часового хариуса, на который предварительно выдавил каплю лимона. - Ну как, классно? Истинно! Я прав! А значит и все что я говорил раньше, тоже истинно! Сделав такое демагогическое заключение, которое своей наглостью похоже убедило Вована, Старый вновь отправился «чесать» перекаты... Вован вернулся к своей яме. Послав шнур вверх против течения и уложив его на бурную струю градусов по сорок пять, он начал выводить мушку из потока на край ямы. Солнце пробивало яму почти насквозь, она была пуста, только вблизи струи бутылочно-зеленая густота не давала Вовану разглядеть гальки на дне. Мушка вывалилась из потока и начала медленно проваливаться в эту пучину, как вдруг, совершенно ниоткуда, как голограмма, возник совершенный силуэт, замер перед ней на мгновение и исчез так же стремительно. Только шнур, разрезающий поток и медленно перемещающийся под углом к реке, и бьющееся в руках удилище говорили Вовану, что это было не наваждение. Непродолжительная борьба, и вот очередная порция живого серебра скачет по гальке, наполняя душу радостью удачи. Освободив хариуса, недолго им полюбовавшись и уложив в мешок, Вован присел на борт «резинки» унять волнение и дрожь от пережитой схватки и посмотрел на приближавшегося Старого. Тот периодически взмахивал удилищем, подсекая, иногда впустую и негромко выдавая очередную порцию своих словесных изысков, иногда выводя из стремнины отчаянно сопротивлявшегося обитателя чистых струй. Столб мошек и комаров висел над перекатом, основание его касалось поверхности воды, которая облизывала его подошву, и тогда, чуть ниже по течению, вскипал бурунчик, иногда показывалась темная спина, вызывавшая у видевшего возглас восторга. Удлинившиеся тени нависших кустов напомнили приятелям, что у сказочного пространства, в котором они находились, было одно неприятное свойство – время. Сделав по глотку, чтоб не отвыкать, и закусив малосольным хариусом, рыбаки собрали снаряжение и отправились вниз по речушке с поднятым мотором и вооружившись веслами. Журчащая красавица понесла лодку, изредка выравниваемую приятелями, с облегчением, что уносит нарушителей спокойствия и гармонии назад, в их мир. Отсутствие чужеродных звуков, возможность осмотреться и насладиться первозданностью проплывающих со всех сторон чудес разбередили в путешественниках острое чувство разлуки с прекрасным и щедрым местом, и остаток пути до места стоянки они преодолели молча, думая каждый по-своему и о своем. Пройдя устье мотор ожил, застрекотал и понес лодку поперек реки, приближая к остальным членам бригады, которые уже заметили появившихся «харьюзятников» и ожидали, с нетерпеньем готовясь поупражняться в острословии и издевательском утешении. - Кормильцы! Как успехи? - Есть малехо... Дураков не пошлют... «Обломившийся на подколе» Леха ничуть не расстроился, а увидев содержимое холщовых мешков, пришел в искренний восторг. Шумно обсуждая результаты, звеня рюмками, бригада встретила вечер на одиноком берегу. В отблесках костра контрастные силуэты сидевших вокруг столика виднелись еще долго, пока звездное небо и шелест реки не уговорил их о необходимости готовиться к завтрашнему дню...
День второй. ...Старый проснулся, открыл глаза и сквозь сетку накомарника увидел, что звезды почти потухли на посветлевшем небосклоне, который все больше затягивало пеленой утреннего тумана. Выбравшись из спальника, быстро запрыгнул в комбинезон и, покопавшись в мокрой от росы сумке, пошел по скрипящей гальке умываться. Мощный всплеск, донесшийся с реки, объявил ему, что не спит не он один. Смыв остатки сна с помятого вчерашним ужином лица, Старый сделал несколько глотков из жестянки с пивом, валяющейся рядом со спальником и довольно крякнул, осматривая место стоянки... Около столика валялось несколько пустых банок и бутылок. Из палатки доносилась приглушенная разноголосица храпа. Сквозь горку золы в костре розовело несколько слабеньких пятнышек. - Погуляли... твою мать! – беззлобно буркнул Старый, с оглушительным треском ломая хворост об колено и, судя по всему, не очень беспокоясь о безмятежности сна своих спутников. Вскоре вода в кастрюльке начала лопаться огромными пузырями, которые разбрасывали в стороны шипящие капли. Старый обжигаясь и еще раз выругавшись уже по этому поводу, снял кастрюльку на землю, вспорол банку сгущенки и, размешав в большой кружке чайно-молочное питье, присел у костра на корточки. Сзади, в палатке, затих храп и, с сопеньем и кряхтеньем, чертыхаясь по поводу замка-молнии, ее матери и того козла, который шумит на весь берег, начали выползать на четвереньках недостающие члены экспедиции. Пожурчав, побурчав и пошуршав туалетной бумагой в прибрежных кустах, матеря комаров и не свет – не зарю, рыбаки сбрелись в прибрежной волне, долго смывали остатки похмелья и нормально плохого утреннего настроения и, наконец, по одному начали подтягиваться к костру. Наскоро позавтракав и определившись, что пора в путь, все приступили к укладке снаряжения. Частые поклоны за разбросанными по берегу шмотками, мусором и бутылками не могли не сказаться на подорванном вечером здоровье путешественников. - Чаем голову не обманешь! – в надежде произнес Леха и, как всегда, попал в «яблочко». Спутники оживленно подхватили предложенную для разговора тему, которую (в силу ложной скромности и псевдоинтеллигентности) не решались поднять сами, уже весело закончили работы по возвращению посещенному берегу первозданного вида и, погрузив снаряжение в лодки, звякнули рюмками. Даже всегда ворчащий по поводу употребления «лекарства» Старый сдержал на этот раз свое словоизвержение и, закусив вчерашней холодной рыбой, путники столкнули лодки в воду. Затарахтевшие моторы понесли их дальше, вниз по реке... Подмяв под себя бурунчики очередного переката, лодки выпорхнули под высокий, крутой берег, поросший гутой курчавой тайгой, из зеленого кучевого облака которой, повсеместно торчали темные, почти черные «пики» елей. Течение реки резко замедлилось, противоположный берег растворился в тумане, клубы которого размазали и спрятали от глаз вершину сопки, мимо подножья которой проплывали путешественники. Пространство вдруг стало конечным и ограниченным. Заглушив моторы и замолчав от увиденной, слегка мрачноватой красоты, приятели стали осматриваться. Узкая, молочно-белесая, поверхность воды, стеклянность которой нарушалась концентрическими кругами, беспорядочно появляющимися там и тут, сливалась и таяла в тумане. Тишина, разместившаяся в узком пространстве между ватным «потолком» и молочно-разбавленным «полом», время от времени рассыпалась осколками всплесков. - Кого-то съели! – не мог не высказаться Старый. – Давайте помянем и отомстим! Два раза повторять не пришлось. Дринк, лимон и вот уже засвистели спиннинги. «Вращалки» улетали в туман и шлепались где-то там, в другом измерении. - Есть! – негромкий возглас Лехи в притихшем кусочке мира, ограниченном туманным куполом, прозвучал как вопль Тарзана. Нелестно отозвавшись о нарушителе спокойствия, Старый посмотрел в его сторону. Леха выволакивал на стремительно резавшей воду «плетенке» кипящий бурун, который рисовал на стеклянной глади зигзаг, постепенно приближаясь к лодке. Перехватив леску рукой и споро забросив в лодку зубастую разбойницу, Леха расплылся в улыбке под завистливыми взглядами приятелей. Спарив лодки и обмыв «размоченный» счет с рекой рыбаки наскоро перекусили. Солнце, появившееся вдруг ярким пятном в тумане на вершине сопки, принялось очищать и раздвигать пределы видимости, одновременно перекрашивая все вокруг в веселые золотистые цвета. Повеселевшая река, прозрачно лаская повеселевшую галечную отмель весело вынесла веселых (не только от веселой природы) путешественников на веселый перекат. Заглушенные моторы и заторможенность от «веселья» не позволили пройти его достойно и веселый хруст гальки под килем «Фрегатов» весело накрылся веселым мато-витиеватым спичем от Старого. Досталось всем: солнцу, перекату, водке, их матерям, щуке, которую поймал Леха, и конечно же Лехе. Но перекат закончился, рявкнули моторы и путешествие продолжилось. Старый высматривал вдоль берегов перспективные, с его точки зрения места, и тогда, дрейфуя по течению, приятели принимались хлестать спиннингами. Если проводки чаще, чем обычно, завершались схваткой или борьба заканчивалась достойным трофеем, путники разворачивались и проходили участок еще раз. Но как только хватки хищника прекращались, Старому приходилось использовать все свои филологические способности, чтоб отбиться от едких нападок и сравнений спутников. Лениво переругиваясь сквозь шум моторов, рыбаки выбрались на широкий участок реки. Старый все чаще поглядывал за борт. Течение реки не ослабевало и, казалось, даже ускорилось. Дно реки приблизилось. Заглушенные и поднятые моторы допустили к ушам звуки шумящего впереди переката. Вооружившись веслами, путешественники начали аккуратно направлять лодки к наиболее глубоким струям переката. Открывшись во всем своем великолепии, состоящий из нескольких последовательных ступеней, перекат прорезал реку широченной полосой, сделав моторы совершенно бесполезным грузом (такое мелководье, что и весла - не помощники). Лодка, хрустнув килем по камням, остановилась. Выше по течению пенилась и кипела мощная струя. - Бросай за бурун! – ткнул рукой в сторону переката Старый. Вован положил «вращалку» на край звенящей косички и быстро начал подмотку. Удилище согнулось. - Зацеп... твою мать! Трещотка тормоза завизжала и струна «плетенки», опираясь одним концом на согнутый спиннинг, метнулась вниз по струе. - Нет! Че-то сидит! Несколько минут Вован и его противник с переменным успехом играли в ленинское «шаг вперед – два шага назад», но разные весовые категории сделали свое дело. Вован подтащил добычу к борту лодки. - Ни х... себе! Видавший виды Старый выронил изо рта сигарету, прокомментировал событие со свойственным ему добродушием и черноречием и, судорожно схватив подсачек, начал заводить его под бьющееся на «плетенке» чудовище. «Горбач» килограмма на два выжал из приятелей столько адреналина, что для его нейтрализации потребовалась двойная порция «успокаивающего». Затащив лодку подальше на мель, приятели разбрелись по перекату. Старый вскоре заменил спиннинг на свой любимый нахлыст, что принесло ему пару-тройку некрупных хариусов и десяток чебаков. Вован же принялся ожесточенно облавливать только что вспаханное поле битвы. Но то ли хозяин на перекате был один, то ли братва, его сопровождавшая, без «пахана» разбежалась, вот только, кроме мелкой полосатой шпаны, больше ничего не ловилось. Поугасший оптимизм друзей не стал противиться, когда они, выпотрошив и присолив добычу и, сделав по глотку на «ход ноги», столкнули лодку в струю и начали догонять спутников. Вскоре, за поворотом показался второй «Фрегат», расположившийся под крутым берегом, на границе травы. Пока отставшие дрейфовали по течению, наблюдая за спутниками, те периодически вываживали приличных щук, всем видом демонстрируя свое пренебрежение к обычности и обыденности для них происходящего. Однако когда Старый поднял за жабры из ведра потрошеного зелено-полосатого монстра: «Вован тут окунишку взял...», глаза спутников повторили его фразу, которую он не так давно использовал для характеристики улова. Дружно позавидовав, похвалив и оценив вслух, и не только: «Ну..., за Вована!», спутники отправились дальше. Проплывая мимо громадных, серо-коричневых валунов, купающихся в плеске прибрежной волны под круто уходящим вверх склоном сопки, Леха указал рукой на их отшлифованные временем и водой бока. Подобрались поближе и взору путешественников открылись полузатертые буквы и цифры, выбитые на камнях, в которых еще можно было разобрать фамилии и годы. Судя по всему, фамилии тех, кто был здесь совсем не на рыбалке, и явно не по своей воле... И в годы, когда действительность, если и могла показаться сказкой, то очень злой и страшной... Выпили молча, хотя думали наверняка все об одном и том же. Взгляд в совсем еще недавнее прошлое отрезвил и стряхнул разморенно-благодушное настроение, и хотя окружающий волшебный мир, под шум моторов и плеск воды потихоньку начал зализывать неприятные мысли, осадок еще долго горчил и затаился где-то глубоко в душах путешественников... Солнце уже прошло свою ВМТ, нужно было думать о предстоящем ночлеге, а главное, хотелось на берег. Тоска по твердой земле подогревалась нарастающим чувством голода и другими физиологическими причудами организма. Вынужденная разделенность на две части команды мешала образованию критической массы русского веселья, взращенное предыдущим политическим строем чувство коллективизма сгоняло спутников к общему столу для обмена впечатлениями, оценки происходящего вслух, тем более что ораторские способности приятелей жаждали аудитории несколько большей, нежели один человек. Справа по течению, впереди, от густых зарослей в реку вдавалась небольшая белая каменистая коса, нырявшая под светлые струи реки и ползущая по дну хребтом мощного переката, как хвост громадной ящерицы, прячущейся далеко в лесу. Подойдя поближе, спутники с интересом заметили, что «ящерица» вытянулась вдоль большого ручья, впадающего в реку. Решив, что место стоянки выбрано идеально, Старый выпрыгнул из лодки в одежде. Берег огласился речью, от которой медведи и бобры, изредка встречающиеся в этих краях, заткнули уши своим детям и ломанулись вглубь тайги, прокладывая новые тропинки с мыслью: «Инопланетяне! Вторжение!». Даже комары на мгновение перестали звенеть и попадали в воду, которая закипела подбирающим их хариусом. Каркнула и замолчала удивленно ворона. - Чё, холодная? – догадался Леха. Вода втекающего в реку хрустальной чистоты лесного ручья была градусов на восемь холоднее, чем несущее путешественников весь день «парное молоко». Детально описывая свои впечатления от прохлады и, стараясь не использовать чисто физических терминов, Старый затащил лодку в устье ручья и выволок на берег. Следом аккуратно проплыла вторая лодка и ткнулась носом рядом. Леха с Иваном начали словесную перепалку: у кого сапоги длиннее. Старый заволок и их, не преминув правда, высказаться по этому поводу. Но мысли у него уже были на перекате... Первое, что пришло ему в голову, когда он почувствовал, что вода холодная, было совсем не то, о чем он, пользуясь природной акустикой поведал окружающим красотам. Это произошло подсознательно, на уровне рефлексов. А подумал он, что холодная, насыщенная кислородом струя, вливающаяся прямо на перекат основной реки пустой быть не может... Пока его спутники разворачивали лагерь на косе, буквально в пятнадцати-двадцати шагах от переката, Старый взял свое нахлыстовое оружие, проверил мушку и начал осторожно забредать в перекат. Встав левой ногой в теплую речную струю, а правой в холодную, вытекающую из ручья, быстро махнул удилищем в сторону сплетения струй. К резкому удару он был не готов. Спасло, что хариус засекся сам. Короткая борьба, и на камнях возле изумленных, ставящих палатку спутников запрыгало радужно-серебристое очарованье. Пока приятели приходили в себя, Старый уже выволакивал из кипящей струи нового хариуса. Памятуя о где-то услышанных требованиях к тишине при ловле загадочных рыбин, рыбаки примолкли, зачарованно глядя, как очередной житель прохладных струй летит им под ноги. Старый же, как казалось, не слышал про это требование и громко матерился, когда очередной серебристый красавец, вспенив воду, уходил в глубину, выплевывая мушку. Вакханалия длилась минут двадцать пять, за это время Вован, собиравший пойманную рыбу, насчитал двадцать хвостов. Но вот с очередной порцией мата, особенно злобной и забористой, на камни полетел полосатый разбойник. - С...обаки женского рода! Всю малину обфекалили! Ждали вас тут!...- и быстро выйдя из переката и обращаясь уже к спутникам: «Чё стоим?! Кого ждем? Там жабы подошли, целый косяк! Спиннинги вындергай!» – скомандовал в запале и, аккуратно прислонив нахлыстовое удилище на куст тальника, подхватил из лодки спиннинг. Приятели рассредоточились вдоль бурлящего потока, начали облавливать доступную часть переката. Редкая проводка не заканчивалась поклевкой увесистого окуня. Такое только в кино увидишь. Старый оглянулся на валяющихся и прыгающих на берегу полосатых «басмачей», хмыкнул и пошел их собирать. Клев начал стихать, чувства освободились и до разума наконец дошло, что солнце уже спряталось за отдаленной горной грядой. Наступили сумерки. Пока Старый потрошил и солил рыбу, его спутники приготовили еду, накрыли стол и зазвенели бутылками. Выбрав несколько крупных малосольных харьюзков и ополоснув их в ручье, Старый подошел к костру. Увидев скорбные лица приятелей, недоуменно спросил: «Кто-то помер?» - Почти... Водки осталось мизер! Правда, есть еще медовуха, но как-то оно... - Ну и хрен ей в сумку... От этого еще никто не умирал... После первой, заеденной истекающим жиром и сдобренным лимонным соком хариусом, под звон ложек и швырканье горячей похлебки, пришла вторая..., ушла легкая грусть, да нет, не по водке, конечно, а по заканчивающемуся завтра приключению, по расставанию с этими сказочными краями. Следом за ней пришла лень и расслабуха. Звон комаров, треск костра и мерный шум переката все больше заглушались усиливающимися голосами друзей, обсуждавших длинный и насыщенный рыбацким счастьем день: поучающим и назидающим, с претензией на мудрость, говорком Старого, восторженным и возбужденным тенорком Вована и скептически-горьковатым, но радостно-счастливым и добродушно-откровенным рокотом Лехи. Только Иван, счастливо улыбаясь, практически не вмешивался в эту словесную музыку, тем не менее, оживляясь и отзываясь на очередное: «Ну.. за (и так далее...)». Уже сиротливо легла у ножки стола последняя бутылка, и емкость с медовухой давно перестала быть полной, даже наоборот..., уже давно пылали звезды и комары устали грызть сетки накомарников, а приятели все еще пересказывали друг другу по сотому разу заплетающимися языками эпизоды своих сегодняшних рыбацких подвигов, неизменно увеличивая размеры трофеев уже не на ... ,а в ..., как будто забыв, что все их свидетели теперь их же слушатели. Догорал костер, его угли стали тусклее звезд, прохлада с реки лизнула разгоряченные головы и беседа, как свет в театре, начала затухать. Приятели поползли (идти под парами гремучей смеси: водка + медовуха, да еще в полной темноте и по камням, крайне затруднит-т-тельно) по своим местам ночлега. Маршрут к спальнику Старого пролегал мимо костра, по дороге он наткнулся на приготовленные с вечера дрова, подбросил в костер и раздул угли. Затрещавшее пламя осветило его лежак, яркий свет слегка отрезвил и, под влиянием огромного благодушия, накатившего волной, ночную тишину прорезало: «И молодого-о-о коногона-а-а нес-у-ут с разбитой голово-о-о-й !!...» Не успевшие уснуть спутники отозвались из палатки дружным пьяным гоготом, но узнать о дальнейшей судьбе коногона им было не суждено, исполнитель заснул на половине фразы. Но не очень то они загрустили, и вскоре могучий храп, сбивавший росу с крыльев палатки, оповестил лес, что в лагере объявлен отбой...
День третий, завершающий. Старый проснулся резко, как включается лампочка. Мутно-серые цвета окружающего его мира говорили, что до рассвета совсем немного. Слегка удивившись отсутствию последствий вчерашнего ужина, потихоньку выбрался из спальника и направился умываться. Холодная вода ручья окончательно взбодрила и, утолив запросы организма наскоро слепленным бутербродом и запив его холодным чаем, Старый начал собираться. Пока спутники досматривали свои радужные сны, он решил подняться вверх по ручью. Речушка-ручей петляла по тайге, ширина её была так мала, что легко перекрывалась удилищем, и поначалу затея с ловлей в ней хариуса как-то не ободряла. Пройдя вдоль реки километра полтора, Старый подошёл к берегу. Узкая пенистая лента, мечущаяся между деревьями, была прозрачна, глубина так мала, что видно было, что никого в ней нет. Ни о каком забросе разговора быть не могло, и Старый просто аккуратно опустил мушку в струю, постепенно освобождая шнур. Тот начал вытягиваться, влекомый течением и повторять изгиб ручья, унося мушку под нависший над водой куст… Удар, инстинктивная подсечка и трехсотграммовый хариус летит к ногам еще не верящего в свою удачу Старого. «Да где ж ты прятался, там и воды-то нет!» - изумлялся он, потроша рыбу. Спускаясь вдоль ручья, продираясь сквозь кустарник и переползая через поваленные деревья, Старый обловил еще несколько игрушечных перекатов, извлекая при этом совсем неигрушечных красавцев. Вскоре через деревья стало видно лагерь, уже оживший и дымивший костром. Изумление сидевших за столиком с кружками чая спутников, когда они увидели Старого, возвращающегося с добычей из леса, передать трудно. - Ты че, на дереве их нарвал? - спросил Леха. - Да нет, вот в этом ручье! - Да, это дело бы обмыть, жаль нечем! - Мыло в лодке, вода в ручье – обмывай! – Вован сердито покосился на Леху…: «По вашей милости больше нечем!» Дело в том что, когда Старый с Вованом позавчера «ходили за хариусом», у оставшихся на берегу Лехи с Иваном произошло неприятное приключение, которое поначалу промелькнуло мало замеченным, а сегодня вдруг всплыло острой нехваткой спиртного… Расслабленным от ухи и водки оставшимся членам команды, скоро стало скучно без основного объекта «подколов» и «подковырок». Иван завалился в палатку спать, а Леха, взяв спиннинг, пошел вдоль берега вверх по течению, и ушел достаточно далеко. Возвращаясь назад, он вдруг увидел, что «Фрегата» на прежнем месте нет!… Быстро подбежав к палатке, Леха с ужасом обнаружил, что Иван спит. А кто тогда уплыл?.. Хмель вылетел из головы мгновенно. За время его отсутствия прошедшие где-то высоко в горах дожди подняли уровень воды в реке, и лодка, просто затащенная на гальку и не привязанная, всплыла и, подхваченная течением, отправилась путешествовать без людей. Леха ринулся вдоль берега, с тоской глядя на пустую реку. Пробежав пару километров по скрипящей гальке, за поворотом, он наконец увидел дрейфующего на лодке рыбака, ритмично взмахивающего спиннингом. Вложив в свой SOS остатки сбитого бегом дыхания, Леха издал вопль, который вполне мог сойти за предсмертный: «ПО-МО-ГИ-ТЕ-Е-Е!!!» По-видимому, натуральность отчаяния и безнадежности, усиливаемая безлюдностью этих мест тронули сердце рыболова, он бросил свое занятие, ради которого сюда забрался, и, заведя мотор, направился к Лехе, явно его в душе матеря. Тот быстро и сбивчиво начал объяснять пикантность ситуации, в которую попал, стараясь скрыть от слушателя свое неверие в возможность «хеппи энда». - Да видел я вашу лодку! Километров пять ниже стоит у берега. Я еще подумал, как «приспичило» хозяевам, убежали в кусты, даже лодку не закрепили…. Стоит, за гальку мотором зацепилась. Леха был готов расцеловать мужика взасос за радостную весть, хотя по-жизни он совсем другой ориентации, причем ярко выраженной. Я, честно, даже удивлен, что за время путешествия он ни разу не рванул в какую-нибудь деревню (по тайге всего-то километров пятьдесят) на охмурение слабого пола…. Ободренный возможностью закончить все «как надо», Леха пустил всю силу своего красноречия на воспевание идеи помощи ближнему, намекая, что за все воздастся…. Впрочем, мужик, как оказалось, был нормален, и без лишних разговоров посадил Леху в лодку и отправился на поиски. Леха бросился в сиротливо покачивающийся у берега «Фрегат», нырнул под баночку и извлек оттуда запотевшую бутылку кристально прозрачного напитка. Вручал он её своему спасителю так искренне и с такой благодарностью, что тот расчувствовался: «Это вечером кстати будет, промок я на перекате…». Таким образом, Лехино везенье (встретить в тех краях рыбака – это как в карты с шулером играть) избавило путешественников от возможных неприятных последствий путешествия вчетвером на одной лодке (кстати говоря, все запасы спиртного оставались именно в этой лодке и доставались по мере необходимости), Леху – от возможно невежливой и совсем нелестной оценки происшедшего, но, тем не менее, сократило стратегический запас на одну единицу…. На что собственно Вован и намекал. - Все равно вчера бы все выжрали! – огрызнулся Леха. - Зато песню бы дослушали, а может быть и подпели! Пока спутники, беззлобно переругиваясь, собирались в дорогу и укладывали снаряжение, Старый вышел на вчерашний перекат и сделал заброс поперек. Удар хариуса, минутная борьба… и шнур обвис. Отрывистый мат, новый заброс, снова режущий воду шнур… и снова течение вынесло мушку на поверхность. Теперь словесная самооценка была уже подольше и погромче. После нескольких забросов монолог Старого привлек приятелей, они подошли поближе и с интересом наблюдали, а главное слушали, как очередная схватка рыбака с хариусом заканчивалась полным собранием непечатных слов, и негромко комментировали происходящее. Наконец, после очередного поединка Старый просто грубо выдрал из реки отчаянно сопротивлявшегося серебряного красавца, взмахом удилища выбросив его под ноги стоявшим на гальке зрителям. Едва ослабло натяжение снасти, еще в полете, хариус освободился от крючка и заплясал на берегу свой последний танец. Вован нагнулся, быстро поднял рыбу, другой рукой подцепил валявшуюся рядом «мушку». Потом выразительно посмотрел на Старого: - Да ты действительно старый, ни фига не видишь! Во время ловли в тесном ручье, зацепив о камень или корягу, Старый обломил у крючка жало, значительно подняв тем самым шансы добычи на спасение. Приятели, злословя и ехидничая, по поводу того, что все перекаты кто-то засыпает песком, столкнули лодки на воду, и прогрев моторы отправились вниз по течению. Река начала поворачивать влево, причем достаточно круто. Возникшая вдалеке горная гряда подступала с двух сторон, оставив меж крутых склонов для неё неширокий коридор. Лодки шли на достаточном удалении друг от друга, время от времени меняясь друг с другом, когда тот или иной экипаж останавливался на интересном с их точки зрения месте и принимался за ловлю. Так, не спеша, перемещаясь по реке, путешественники вошли в ущелье. Мрачноватая красота поросших лесом крутых склонов не вдохновила приятелей на рыбную ловлю, и они постарались побыстрее покинуть эти места. Выкатившись на пологую равнину, река опять повернула на девяносто градусов и зазвенела вдалеке перекатом. Не доходя до него метров двадцать, Вован и Старый пристали к берегу, вытащили лодку и побрели в разные стороны по берегу. У Старого ловились некрупные чебаки, которых он тут же отпускал. Подойдя к Вовану, он спросил погрустневшего спутника об успехах, за что тут же получил словесную оплеуху. Оглядев струю, затихающую после переката возле большого скопления водорослей, Старый поднял спиннинг и, взмахнув им, отправил блесну за поток таким расчетом, чтобы он вынес при проводке приманку мимо травы. Удар был таким, что запевшая трещотка тормоза не оставила ни тени сомнения: «Это трофей!». - Кого зацепил? - Щука! Видишь, зигзаги рисует! И, что бы приятели не сомневались, «зубастая» тут же сделала свечку, яростно тряся головой. У Старого похолодела спина: тройник держал за самый край губы! Мысленно ублажая всех рыбацких богов, Старый начал аккуратно сокращать расстояние до рыбины, слегка ослабив тормоз трещотки. Подоспевший с подсачеком Вован зачерпнул щуку, и в этот момент блесна со свистом освободилась и полетела за спину Старого. - Ну, ты вовремя! Ушла бы, собака! - Ну дак! Мастерство не пропить, ни купить! Взволнованные приятели еще несколько минут похлестали спиннингами реку, чтоб успокоиться (а что делать, «успокоительное» вчера все выпили!), и отправились догонять спутников. Сидя в лодке, Вован подхватил хищницу под жабры и приподнял. - Сантиметров семьдесят-восемьдесят! - Я старался! Вскоре показался второй «Фрегат», стоявший у длинной галечной косы перед перекатом. Приятели явно ждали спутников. Приблизившись и сцепив лодки, начали обмениваться впечатлениями. - Далеко еще? - спросил Леха. - Да нет, это последний перекат. Километров через семь будет деревня, потом еще километров пять. И все…. А че, надоело? - Нет, наоборот, жалко что все кончается. Если б еще водочки, то и вообще никуда не надо… Может, поедим? - Вы ешьте, я не хочу, я пока с рекой попрощаюсь. А в деревне магазинчик есть… Последняя фраза вселила в души спутников неподдельную радость и они весело зашуршали пакетами. Старый зашел в прибрежный ивняк, попутно оглядев окрестности и переругиваясь с комарами, потом надел вейдерсы и вооружившись нахлыстом, направился к перекату. Река в этом месте расходилась на несколько рукавов, огибая возникшие и заросшие с годами галечные острова. Спустившись по берегу чуть ниже кипящих струй, Старый вошел в поток. Река будто почувствовала, что это прощание.… Практически каждый удачный заброс приносил результат: когда рыба, когда просто борьба и сход. Но ведь в этом-то и прелесть рыбалки – в поединке! Мешок начал наполняться, Старый выпотрошил очередного красавца, вздохнул, ополоснул руки и пошел к лодкам. Спутники, закончив трапезу, уже ерзали от нетерпения (зря он про магазинчик-то!), и встретили его, как всегда, юморным разноголосьем, под который бригада тронулась дальше. Вскоре стали попадаться резиновые лодки с замершими в них рыбаками, на берегу запестрели палатки и автомашины, а вскоре на крутом берегу резко поворачивающей реки показались крыши крайних домов. Выбрав место поближе к тропинке, ныряющей в змеящийся овраг, рассекающий обрывистый берег, спутники пристали к берегу. Иван с Лехой ринулись в деревню, а Старый и Вован, оставшиеся караулить лодки, под плеск прибрежной волны начали обсуждать проведенные вместе три дня… - А в общем все было клево! - Да, так не хочется назад, в этот шум и гам, в эту суету и маету…. Но с другой стороны, чтоб оценить все что мы недавно испытали…. Так неторопливо переговариваясь и вспоминая, чего не хватило, и что было лишнее, они незаметно для себя начали планировать следующий поход, и уже почти подошли к принятию решения, как тут с гиканьем из оврага выкатились Леха и Иван, тащившие звякающий на каждом шагу пакет и газетный сверток. В свертке, как, оказалось, были горячие домашние пирожки, купленные возле магазинчика у местной бабушки, втянутой помимо её желания в развивающиеся с недавних пор в нашей стране, рыночные отношения. Что было в пакете, я думаю, и так понятно… Сразу возник спор, стоит ли везти содержимое пакета дальше и занимать место в лодке, или лучше все сразу распределить по организмам участников экспедиции. В конце концов, здравый смысл возобладал над инстинктами, и, удовлетворившись баночным пивом, путники ринулись к месту завершения похода. Менее получаса прошло, как лодки ткнулись в берег, и команда выбралась с шумом на прибрежный галечный пляж. Путешествие было закончено, и даже не верилось, что еще недавно до ближайшего жилья были десятки километров… Начали, как обычно, за рыбалку.… Потом, изредка прерываясь, чтоб собрать снаряжение и упаковать для погрузки, либо разобрать и приготовить к перевозке трофеи, либо просто посмотреть, чем отличаются здешние кусты от посещенных ранее (пиво – оно везде одинаково действует, и в цивилизации и вне её!), было еще много «за …». Сначала за наиболее запомнившиеся эпизоды и смешные случаи, потом за наиболее крупные экземпляры пойманных представителей ихтиофауны, потом за мелких, позволяющих оценить по достоинству крупные, потом за членов похода: всех вместе, порознь и в различных комбинациях. Наконец, за Советскую власть, что она была, и главное, что она кончилась. Так что к моменту, когда за друзьями приехали машины, они могли и не приезжать…. Замечено это было бы только утром.… Тем более что в воздухе начали витать нездоровые мысли насчет повторного визита в магазинчик. Нет, вы не подумайте, что у прибывших путешественников проблемы с психикой. Просто обилие пережитых ими впечатлений и невозможность поделиться с кем-то ещё, кроме них самих, почему-то обрело такую странную форму для выхода, наверно в силу национальных традиций, а вернее в силу сложившихся в обществе стереотипов, согласно которым зимний рыбак от летнего практически ничем не отличается (та же пьянь, только в валенках). <> Весело погрузившись, наперебой рассказывая свежим слушателям о своих подвигах и приключениях, и тем нимало им докучая, компания отправилась домой…. От ведущего рассылки Всем, кто пишет рассказы
о рыбалке, предлагаю присылать их мне по e-mail для
публикации в рассылке. Можно присылать также
репортажи, рыбацкие байки и смешные истории. В
письме необходимо обязательно указать, что Вы
являетесь автором рассказа и разрешаете его
публикацию в рассылке на некоммерческих
условиях. При публикации рассказа рядом с Вашей
фамилией или псевдонимом будет публиковаться
Ваш e-mail (по желанию). |
||||||||||||||||
